В каморку, где обитал Криспин, вела узкая лестница, которой лавка жестянщика отделялась от соседа-мясника, и, хотя тут постоянно царил тенистый полумрак, было очень удобно иметь отдельный вход. К слову сказать, это послужило одной из причин, почему Криспин решил обосноваться именно здесь. Второй причиной была низкая плата за постой.

Медленно передвигая ноги, уставший Криспин добрел до лавки, где и нарвался на толстушку, занятую смахиванием дождевых капель с откинутого прилавка. Когда Алиса Кёмп, супруга жестянщика, заметила, как Криспин извлекает дверной ключ, она уперла розовый кулачок в пухлое бедро и высунулась из окна.

— Ах, кого мы видим! Неужели это наш постоялец? Тот самый, кто вечно забывает платить, за комнату!

Криспин вздохнул. Наступит такой день, когда эту Алису кто-нибудь прибьет, и тогда ни единая душа, включая самого Криспина, не озаботится слишком уж тщательными поисками злодея.

— Да-да, я знаю, что задолжал, — сказал он. — А вот, кстати…

Криспин сунул руку в болтавшийся на поясе кошель, вытащил последние монетки и положил их в раскрытую, влажную ладонь жестянщицы. Толстушка тут же сжала пальцы и спрятала деньги в мешочек.

— С вас надо бы вдвойне брать — за того мальчишку, который выдает себя за вашего слугу.

Криспин даже не оглянулся и продолжил подниматься по темной лестнице.

— С какой стати? Он здесь почти не появляется.

— Все равно! — визгливо крикнула она. — Так принято! И мне с мастером Кемпом за это кое-что причитается! Вот попомните мое слово, я обязательно поговорю с мужем!

— Кто бы сомневался… — пробурчал Криспин, собираясь вставить в замок ключ, но не успел тот поцеловать металл, как жестянщица вновь принялась за свое:

— И женщину к вам в комнату пустила! Она-де вас наняла! — Последние слова прозвучали с откровенной издевкой. — Вот уж не знаю, не знаю! Свежо предание, да верится с трудом!

От бессильной злости Криспин вцепился в рукоятку кинжала. Ей что, неймется кричать на весь переулок? Он встал перед дверью, словно желая спиной защитить нежный слух заказчицы от визга домохозяйки, но, разумеется, дело было уже сделано. Насмешливые вопли, надо думать, успешно донеслись до всех и каждого на Шамблз. Разве может быть иначе?

Криспин опустил голову и тут заметил, что до сих пор держит ладонь на рукояти. Ах, с каким наслаждением он бы погрузил клинок в эту зловредную Кемп!.. Он вздохнул, снял руку с кинжала и уставился на дверь. Интересно, мистрис Уолкот многое услышала? Последние дни его гордость то и дело страдает. Уважение, которое к нему выказывают люди, можно измерить числом монет в его кошельке. Он издал грустный смешок, вспомнив, что денег не осталось вообще. Нет, какова ирония! Вся ситуация из рук вон. Едва успел найти работу, как наниматель умер, да и заплатил-то всего лишь за полдня. А его жена, за которой — ни много ни мало — полагалось шпионить, вдруг стала нуждаться в услугах Криспина. Чего ради? Как-то некрасиво получается, в данных-то обстоятельствах.

Впрочем, монета есть монета.

Он распахнул дверь.

Филиппа обернулась на звук открывающейся двери. Хотя Криспин был беден, у него все же имелся слуга, поддерживавший в каморке хотя бы видимость порядка — пусть юный Джек Такер и отличался свойством вечно куда-то пропадать. На полу грязных следов не видно, с полки и досок топчана пыль сметена, и даже очаг почищен. Сейчас в нем горели куски торфяника, бросая на пол золотые отблески — пожалуй, единственное золото, которое суждено видеть этим стенам.

Комнатка была тесной, даже в сравнении с палатками, в которых ему доводилось жить в военных походах под стягом старого короля. Одно из окон, покамест затворенное, выходило на Шамблз, на подоконнике второго — в противоположной стене — стоял щербатый кувшин с вином. Окно было распахнуто, открывая вид на дворик жестянщика и многочисленные лондонские крыши.

Лежак изголовьем упирался в перегородку, которую Криспин делил с хозяйской четой. По другую сторону от очага, в углу, был брошен ворох сена для Джека, который опять где-то пропадал. На деревянном ларе возле двери располагался жбан с водой, а еще выше к стене прибили полочку для съестных припасов, которые сегодня были представлены остатками хлеба под холщовой тряпицей, куском сыра, и еще имелось две миски, а также бритва. Над полкой висело небольшое бронзовое зеркальце. Колченогий стол с грязной столешницей занимал середину комнаты и нес на себе жестяной подсвечник с одиноким сальным огарком, издававшим слабое сияние. Кресло с подлокотниками и спинкой, а также задвинутая под стол табуретка дополняли обстановку, которая служила Криспину пиршественным залом и рабочим местом одновременно.

Эти более чем скромные пожитки в свое время были взяты внаем вместе с каморкой. На самом деле Криспину принадлежали лишь одежда да письменные принадлежности, спрятанные в ларе.

Он откинул капюшон, стянул с плеч отсыревший плащ и повесил его на колышек, затем слегка поклонился гостье.

— Вы упомянули, что хотели бы нанять меня. В каком качестве?

Филиппа капризно выпятила губки — алые, как ее бархатное платье, — и недавние обиды тут же вылетели у Криспина из головы. Эти губы, это платье, прекрасно сложенная женщина — все вместе разом напомнило о той миниатюре, которую он до сих пор носил в кошеле. Криспин подумал было, что следует упомянуть о портрете и даже вернуть его, однако дальше намерений дело не пошло.

— Насколько надежно должна быть спрятана вещь, чтобы вы тем не менее сумели ее отыскать?

Единственная полоска света, падавшая налицо гостьи в тусклой комнате, все же позволяла разглядеть полуприкрытые глаза, прятавшиеся под густыми ресницами и не желавшие давать ответы на все тайны. Похоже, уклончиво томный вид был для этой женщины естественным и единственно возможным.

Криспин на мгновение призадумался.

— Вы изумитесь, узнав, что мне доводилось находить, — ответствовал он. — Возможно даже, до смерти.

Филиппа презрительно фыркнула, заставив черный дымок от коптящей свечи на секунду метнуться в сторону Криспина.

— А вы изумитесь, узнав о том, что доводилось видеть мне! — парировала она. — Возможно даже… до смерти.

Криспин позволил себе улыбнуться.

— Мне мало что известно о вас или вашем муже — requiescat in pace,[10]— сказал он, осеняя себя крестом. — То, что происходит за закрытыми дверями, меня не интересует.

— А следовало бы. — Она шагнула к столу и оперлась о него бедром. — Королевства продаются и покупаются за закрытыми дверями.

— У меня нет королевств на продажу.

— Не сомневаюсь. — Филиппа окинула комнатушку насмешливым взглядом. — Если вы столь успешны в своем ремесле, то отчего ваше жилище так убого? В моем доме и стойла обставлены побогаче.