Варя вернулась из Прибалтики, как сказал Димка, вся прибалтнённая. Я не очень поняла, что это значит, но Варя действительно выглядит совсем другой, чем раньше. На ней юбка из замши, вышитая жилетка и, главное, настоящая сумочка на ремешке, как у взрослой! Ещё ей купили в Таллине детские тёмные очки и парфюмерно-косметический набор «Карлсон», о котором я давно мечтаю.

Мы с Варей очень хорошо играли целую неделю, и мама вдруг спросила:

– А что, если перевести тебя в другую школу? Будете с Варей в одном классе.

Моя школа довольно далеко от дома, я хожу туда через три дороги с машинами, и мама каждый раз нервничает и волнуется. А Варина – прямо у нас во дворе. Можно встать за десять минут до начала уроков – и всё равно не опоздаешь! Всех Вариных одноклассников и учителей я отлично знаю по рассказам, даже не нужно учить их имена. А в моей школе в последний год вообще было не с кем общаться. Марина держалась на расстоянии, да и я к ней остыла после той истории с портфелем. Наташа мне никогда особенно не нравилась. Так что мама сходила в школу, забрала документы, и с 1 сентября я пошла в Варину (а теперь уже и в мою) школу.

Теперь я учусь с Варей в одном классе, но мы с ней стали почему-то меньше дружить. Дома я не замечала в Варе тех черт, которые стали буквально выпирать из неё в школе. Она девочка скучная, ведомая, как выражается мама. В классе с Варей никто особенно не дружит, разве что Люся Иманова, у которой ужасно уродливые ноги: толстые и покрытые, как у мужчин, волосами. Люся совершенно не стесняется своих ног, носит прозрачные колготки, и школьная форма у неё очень короткая. Дома Варя смеялась над Люсей, а в школе ходила с ней под руку на переменах и перебрасывалась записочками на уроках.

Вместе со мной в класс пришла ещё одна новенькая, девочка с блестящими рыжими волосами, к которой очень шла её фамилия Тараканова. Я сразу вспомнила эту Иру Тараканову, потому что мы в детском саду были с ней в одной группе. А её старшая сестра Светлана ходила в одну группу с Димкой. Мама часто возвращалась из садика вместе с отцом Таракановых, они живут от нас через три дома. Виталий Николаевич Тараканов был не очень высокий, он всегда носил коричневый костюм и рубашку без галстука.

Держалась Ира очень уверенно. В ушах у неё были большие серьги, и классная руководительница велела их тут же снять. И заплестись, потому что Тараканова носила волосы распущенными до плеч. Нас, как новеньких, посадили за одну парту, и Тараканова спросила у меня шёпотом:

– Поедешь в воскресенье в парк Маяковского?

Люся Иманова, которая сидела сзади, ткнула Ире в спину карандашом, чтобы не разговаривала. Это был урок математики, и Тамару Викторовну я боялась ещё по Вариным рассказам. Её все боялись. Она говорила всегда очень тихим голосом, даже каким-то убаюкивающим, но этот тихий голос и нежные интонации пугали намного сильнее, чем если бы она кричала на нас и ругалась, как делают другие учителя. Гера Яковлевна по истории однажды так кричала, что у неё выпал изо рта зуб – и прилетел прямо к Варе на парту! Может быть, страшно было потому, что Тамара Викторовна действительно выполняла свои угрозы: если пугали двойкой, то ставила её в журнал, если говорила, что весь класс придёт завтра к нулевому уроку, то все на самом деле приходили. А другие учителя как будто выкрикивали вслух своё недовольство и на этом успокаивались.

Тамара Викторовна улыбнулась, сощурилась, как добрая тётушка, и поманила к себе пальцем Тараканову.

– Смотри-ка, только пришла, а уже болтает на уроках! – сказала она как будто даже с восхищением. – Ну-ка, давай к доске и покажи нам, как решать это уравнение. Серёжа, садись, три.

Серёжа Аксёнов, мучившийся у доски уже минут десять, отдал Таракановой мелок и резво побежал на своё место. Ира посмотрела на доску, на уже вполовину решённое уравнение, и пожала плечами.

– Мы это ещё не проходили, – заявила она.

Тамара Викторовна улыбнулась ещё шире:

– Так что же ты болтаешь с соседкой, мешаешь и ей, и себе, вместо того чтобы слушать? Ты в школу зачем ходишь – учиться? Или разговоры разговаривать?

– Учиться, – нехотя признала Тараканова.

Тамара Викторовна поигрывала шариковой ручкой, как бы задумавшись. Класс замер.

– Ладно, – сказала вдруг Тамара Викторовна. – На первый раз прощаю. Садись. Откройте учебник на странице двенадцать…

Тараканова выглядела по-прежнему невозмутимой. Разве что пахло от неё чем-то горьким, а я, по мнению мамы, всегда была чувствительной к запахам. На перемене после того урока меня схватила под руку Варя: ей хотелось предъявить классу права на подругу, потому что новенькие (особенно девочки) всегда вызывают большой интерес. Но Тараканова стояла тут же, с нами, третьей, и было ясно, что от неё просто так не отделаться!

– Вот точно, что таракан! – разозлилась Варя, такая обычно сдержанная и уступчивая.

Ира не отходила от меня ни на шаг: упорно следовала по пятам, села рядом в столовой, ждала в гардеробе.

– Так поедешь в парк? – спросила она уже около моего подъезда.

Я сказала, что спрошу родителей.

Всё это было первого сентября, а сегодня – уже девятнадцатое. Папа решительно не отпустил меня в парк Маяковского вдвоём с подружкой, и мама тоже сказала своё любимое:

– Исключено!

Поэтому я поеду в парк без разрешения. Скажу потом, что была у Вари, или ещё что-то придумаю. Завтра как раз воскресенье. Мы с Ирой договорились встретиться ровно в одиннадцать на остановке у «Буревестника».

На следующий день

В одиннадцать утра я как штык была на трамвайной остановке. Ира пришла только через полчаса, но даже не извинилась за опоздание. В ушах у неё были очень большие жёлтые серьги в виде цветков, на пальцах – многочисленные кольца, а на шее – цепочка с ещё одним цветочком. Это называется кулон. Она выглядела очень взрослой и слегка надменной. Это странно, ведь ростом она ниже меня, а я не самая высокая в классе. Волосы у неё блестели на солнце, на плече висела сумочка почти как у Вари. Я не знала, о чём с ней говорить, и очень беспокоилась, что меня потеряют дома.

– Деньги взяла? – спросила Ира.

– Нет, – смутилась я. Мне и в голову не пришло, что в парке нам понадобятся деньги. А ведь на аттракционах никто просто так катать не станет! Я испугалась, что Ира отправит меня домой, и вместе с тем обрадовалась, потому что мне уже совсем не хотелось ехать ни в какой парк. Совесть грызла, и совсем чужой была эта Ира с её странными украшениями. Но она нисколько не расстроилась, а даже с каким-то удовольствием похлопала по своей сумочке:

– У меня есть!

Пришёл наконец третий номер. Тараканова пробила в компостере два абонемента, кольца её жутко блестели, а я смотрела в окно с такой тоской, как будто навсегда покидала родные места. Ира достала из кармана семечки.

– Будешь? – спросила она. Мне было неловко отказываться, хотя семечек я не любила и грызть их не умела – открывала каждую руками, после чего у меня болело под ногтями. Дома у нас семечки были под запретом, как игральные карты, которые очень осуждает папа. И если семечки можно было пережить, то запрет на карты казался нам с Димкой несправедливым, ведь мы давным-давно научились играть в «дурака» и в «пьяницу».