– Рада, что вам здесь нравится, – сказала она, неуверенно улыбнувшись.

Петр Иваныч молча треснул по шее несущегося мимо Игорешу и с наслаждением пукнул.

Перед отъездом сына родители отозвали его в сторону и, отец, стесняясь, намекнул, что следующие выходные они хотели бы провести с Ольгой Яковлевной вдвоем.

Витя перестал улыбаться.

– Ты имеешь в виду, что вы не хотите меня видеть? – прямо спросил он.

Андрей Борисович беспомощно оглянулся на жену.

– Конечно, нет! Просто…

– Мам, ты же знаешь, как я работаю, – проникновенно сказал Витя. – Всю неделю как раб на галерах. Могу я хоть в выходные отдохнуть с вами?

Ольга Яковлевна заверила, что может.

– Если не хотите, чтобы я приезжал, так и скажите!

Родители переглянулись. «Хотим, но без твоей жены» – произнести такое вслух просто немыслимо! Витя любит ее, он будет страшно оскорблен. Ссора, скандал, смертельная обида, разрыв отношений – и они потеряют единственного сына.

– Ну что ты, – с извиняющейся улыбкой возразила мама. – Разумеется, хотим.

В субботу Лев Маркович проснулся от лая. Пес брехал на участке соседей.

– Мы не могли не взять Грея, – говорила Ира под звенящий гав спаниеля, ввинчивающийся в мозг, точно гудение бормашины. – Папочка без него скучает.

Компания любимого питомца, очевидно, пошла Петру Иванычу на пользу: он почувствовал себя значительно непринужденнее и после обеда, сытно рыгая, отправился на прогулку. Андрей Борисович нашел его в саду: старикан задумчиво мочился на любимые розы Ольги Яковлевны, восхищенно матерясь себе под нос. Грей тем временем разрыл клумбу и теперь лежал, вывалив язык, на куче земли, в окружении истерзанных настурций.

Заметив остолбеневшего хозяина, Петр Иваныч нисколько не смутился. Неторопливо закончив свое дело, он застегнул ширинку, окинул взглядом зеленеющие сады, ленивую реку, дальние луга за рекой и удовлетворенно прокряхтел:

– Йих, вэбеняяя…

Под вечер Ольга Яковлевна внезапно почувствовала, что у нее тяжело бухает в затылке: должно быть, от перемены погоды, объяснила она Льву Марковичу, к которому пришла за лекарством от мигрени.

– Ваши-то уехали? – поинтересовался сосед.

Ольга Яковлевна покачала головой.

– Гнали бы вы их в шею, – ласково посоветовал Лев Маркович, роясь в ящике. – Я вам как врач рекомендую.

– Ну что вы такое говорите, – укоризненно сказала Ольга Яковлевна. – Неужели можно выгнать собственного сына?

Сосед пожал плечами:

– Пусть сам остается, а вся его приблудная кодла идет к чертям.

– Они теперь одна семья, – вздохнула Ольга Яковлевна.

– Любишь меня – люби мою жену? – Лев Маркович нашел, наконец, упаковку «Но-шпы» и протянул ей. – Дождетесь, что в следующий раз вам сгрузят прабабку с сенильной деменцией.

Некоторое время Ольга Яковлевна всерьез боялась, что шутливая угроза соседа окажется пророческой: она плохо спала и вскрикивала во сне – снилось, что подъезжает грузовик сына и оттуда высыпается отряд идиотов в камуфляжной форме, а за ними выглядывает Ирочка, грозя пальцем. Чушь какая, думала она, проснувшись, и откуда грузовик, когда у Вити седан.

Но внезапно из города позвонил озабоченный сын: Петру Иванычу стало плохо, они отправляют его в больницу.

Узнав об этом, кроткий Андрей Борисович совершенно неожиданно для самого себя горячо возжелал, чтобы в этой же больнице гнусного старика хватил удар, и он скончался на ржавой койке, не приходя в сознание.

Но вместо того, чтобы тихо уйти в мир иной, Петр Иваныч вернулся к жизни. И не просто вернулся, а буквально восстал из больничных простыней, как феникс из пепла.

Когда Витя позвонил снова, голос его звучал насмешливо, но тепло.

– Старикан-то наш того, женился! – Он рассмеялся. – Живчик, черт возьми. Еще побегает!

Андрей Борисович позеленел и привалился к стенке.

– Семья расширяется! – пошутил Витя, выгружая из машины набитые сумки. – Познакомьтесь: Клавдия Игнатьевна.

– Можно попросту – Клава, – кокетливо разрешила гостья и улыбнулась, озарив и без того ясный день сиянием золотых зубов.

– Жена! Да убоица мужа своево! – хрипло завопил новоиспеченный супруг и облапил молодую за необъятный зад, обтянутый леопардовыми лосинами.

В августе Витя получил долгожданный отпуск и, взяв семью, рванул на две недели в Каширу. Они уже давно приезжали на дачу как к себе домой, обсуждали, где лучше ставить мангал для шашлыков, целыми днями смотрели телевизор, который Витя повесил в доме специально для Клавы и Петра Иваныча – «уважил стариков» – и горячо спорили о необходимости беседки.

– Да лааан, пусть стоит! – ныл Игореша, понемногу выцарапывавший на деревянной стене обнаженного мужчину с некоторыми гипертрофированными органами.

– Нахер, – убедительно аргументировал Петр Иваныч.

По вечерам Ирочка приносила на лужайку маленький переносной магнитофон, и взрослые потягивали пивко под веселые звуки истинно народной радиостанции «Шансон».

– До чего же хорошо, когда вся семья с тобой! – говорил разомлевший Витя.

– Йоптыть! – соглашался Петр Иваныч.

Изредка в глубине сада мелькали две фигуры и снова таяли в темноте. Случайный прохожий мог принять их за призраков, но то были Ольга Яковлевна и Андрей Борисович, тихо крадущиеся среди яблонь. Они приобрели привычку двигаться бесшумно, говорить шепотом и не выходить из своей комнаты без острой необходимости. Что касается кота, он давно переселился ко Льву Марковичу.

Пару раз они все-таки попадались Клавдии Игнатьевне, и тогда она, подхватив их, как щенят, радостно волочила за собой, приговаривая «музыкальная, блин, пауза!». Клавдия оказалась пылкой любительницей романсов, и если ее исполнению и недоставало мелодичности, то душевности хватало с избытком.

– У церкви стояла карета! – голосила она. – Там пыыышная свадьба былааа!

Ирочка каждый день обходила сад, хозяйским глазом оглядывая заброшенные клумбы – они с Витей прикидывали, где будут делать площадку для второго ребенка.

– Все гости нарядно одеты! – раздавалось над рекой, и перепуганные птицы снимались с веток. – Невеста всех краше была!

* * *

Откуда начался пожар, так и не узнали. То ли Петр Иваныч не потушил окурок, подымив в беседке, то ли плохо залили угли после шашлыков, но вспыхнуло быстро и весело. Огонь живо пробежал по деревьям, попробовал на вкус поленницу и радостно вцепился в стены дома, урча и потрескивая от удовольствия.

Когда все закончилось, от домика с садом осталось только дымящееся пепелище, посреди которого торчала чудом уцелевшая стена беседки – та самая, на которой Игореша наконец-то завершил свой рисунок.