И вот Комлев собрался наконец побывать в российском посольстве. Он не знал, в каком виде туда следует являться, но понял, что не в шортах, рассудив, что ради необходимой внешней респектабельности можно и пожертвовать стремлением не стеснять себя в одежде. Правда, галстук Комлев решительно отверг, поскольку он ему порядком надоел еще во время работы на отечественных пассажирских судах. Впрочем, он слышал, что здесь без галстука, а иногда и без пиджака не пускают в приличные рестораны в центре. Но сам он туда не собирался.

Такси доставило его на тенистую улочку и остановилось у двухэтажного особняка, где у ворот стоял темнокожий полицейский и балагурил со своей подружкой. Комлева как белого человека он спрашивать ни о чем не стал.

Комлев ровно ничего не знал о посольской жизни, но ему почему-то казалось, что в этом особнячке будут страшно рады видеть соотечественника, засыпят его вопросами, главным из которых будет «ну, как там у нас?» И возможно даже сам величественного вида посол выйдет, сдержанно улыбаясь, ему навстречу. Откуда ему было знать, что для работы в Бонгу, стране почти в самом центре Африки, направлялись люди, не имеющие к упомянутому континенту ни малейшего отношения ни в смысле своего образования, ни в смысле предыдущей жизни и работы. Новый посол здесь был, например, сыном какого-то высокопоставленного отца, но все посольские должности во всех «приличных» странах были давно и надолго заняты. Бедняге оставалось влачить чиновничье существование на родине, переживающей мучительную эпоху реформ, либо отправиться на Черный Континент. Он выбрал последнее, и ему пообещали, что через пару лет его вызволят из этого «сердца тьмы» (как тут снова не вспомнить роман Конрада?) и вознаградят маленькой, уютной страной в Европе, коих на этом старом континенте теперь значительно прибавилось.

Посол, разумеется, был занят, и Комлев общался с одним из секретарей. На нем была белая рубашка и темный галстук и он глянул на Комлева с почти враждебной настороженностью, поскольку в посольстве считали, что все компатриоты приходят сюда, чтобы что-то просить. В кабинете работал кондиционер, поддерживая в нем приятную, но коварную прохладу, пользоваться которой посетителю, как правило, долго не удавалось. Комлев сжато, ценя секретарское время, рассказал о цели своего появления в стране, ему все еще казалось, что в посольстве непременно все должны об этом знать. Секретарь был еще молод, но взгляд его выдавал знание жизни, только, скорее, ее задворков и проходных дворов, и он слушал Комлева с выражением скучающего терпения. Когда Комлев это заметил, то решил сыграть нехитрую и нетрудную для него роль простого работяги-водника, человека что называется с палубы.

— Слушай, друг, а где тут можно пивка хорошего попить?

Дипломат чуть заметно, но понимающе усмехнулся и глянул на него со снисходительной дружественностью. Потом глянул на часы и быстро сказал:

— Ты подожди меня на улице, только стой подальше от ворот, а я что-нибудь начальству совру, чтобы зря не искали.

Через двадцать минут, когда кончалась уже пятая бутылка ледяного пива с незнакомым Комлеву названием в приятной прохладе бара «Мсомбала», они уже были друзьями.

— Сергей, значит ты считаешь, что к послу соваться не стоит?

Комлев странным образом не хотел терять остатки веры в то, что в лице посла и была та самая родина-мать, которая заботится о каждом с колыбели.

— Вадим, ты меня продолжаешь удивлять своей наивностью: посол — пустое место. Ему что Африка, что Австралия. Без разницы. О том, что этот Тванга прокакал выборы и уже не президент, он узнал, когда по городу пошла стрельба. Поэтому не обольщайся: если у тебя в этой стране возникнут трудности, помощи от посольства не жди. Здесь спокойно переступают через упавшего и идут дальше. А свой домашний телефон я тебе дам.

Комлев чувствовал, что Мфумо прочно сидит на финансовой мели и предлагал помощь, но тот с какой-то пугливой поспешностью отказывался. А сегодня утром он зашел, когда Комлев допивал свой кофе и с победным довольством заявил, что получил заказ на статью в одной газете. И что теперь он дня два будет сидеть у себя дома за своей старой машинкой. Но глаза его большой радости не излучали и Комлев понял почему, когда спросил его, о чем статья.

— Африка остается Африкой, — издалека и загадочно начал Мфумо. — Когда в соседней стране шла междуусобная война, в рядах войск и с той, и с другой стороны проводили сеансы внушения штатные маги и колдуны. После этого солдаты, как стадо, шли прямо на пулеметы, уверенные, что пули не причинят им вреда. А когда результат получился обратный, колдуны объяснили, что духи предков прогневались. К чему это я?

— Да, к чему? — спросил и Комлев озадаченно. — Это имеет отношение к статье?

— Имеет. И прямое. Здесь, в Лилонгве, раскрыто одно преступление. Нашли по чьей-то наводке зарытые части тела ребенка на месте будущего строительства какой-то фабрики. Сейчас на подозрении фирма, которая ее строит. Такие случаи уже были. Ритуальное убийство с целью обеспечения кому-то успеха в делах. А ребенка просто украли или же его вынужден был отдать для жертвоприношения сам отец, особенно если он член тайного общества «Мтумфо» или какого-нибудь другого. Там у них нельзя отказываться, они все там связаны клятвой. Вот мне и предложили написать, зная, что я в стесненных обстоятельствах. В редакции есть кому написать, но разве коза ходит мимо логова леопарда? И я тоже немного боюсь, но мне нужны деньги и еще я хочу им доказать, что я выше их, хотя им кажется, что они уже втоптали меня в грязь.

Комлев не знал, что сказать Мфумо. Он только сейчас с каким-то виноватым удивлением подумал о том, что абсолютно ничего не знает о сложной запутанности жизни вокруг и о ее грозной таинственности, невидимой для непосвященного.

— Я ничего почти не знаю о вашей стране, — с угрюмой горечью признался Комлев. — Я ведь и попал сюда, можно сказать, случайно.

Он вспомнил рекламную брошюрку в кабинете Вьюнова — с ее обложки смотрели львы сонными и в то же время внимательными глазами профессиональных убийц. А глаза у травоядных были либо совсем глупо-бездумные, либо испуганные. Этот мир тоже был Комлеву неведом. У себя в гостинице он видел только ящериц-мухоловок, ворон и грифов на свалках, а по ночам там суетились полосатые мангусты. А тут, оказывается, еще и колдуны, и культ мертвых. Ему захотелось рассказать о сне, в котором он увидел себя в этой стране, но что-то его удержало. Комлеву казалось, что сны рассказывают друг другу только глупые старухи.

— Время близится к обеденному, и я предлагаю где-нибудь перекусить, — с некоторой нерешительностью предложил Комлев, опасаясь всегдашнего отказа Мфумо.

Но тот с критическим вниманием глянул на свою не очень свежую зеленоватую рубашку-распашонку, на пузырящиеся в области коленей штаны цвета старой ржавчины и изношенные сандалии на босу ногу.

— Тогда мы пойдем к Абдулхаку, и это недалеко. У него чисто, почти всегда одно только блюдо, но готовят там хорошо и совсем недорого.

На улице стоял уже для Комлева привычный и вполне терпимый зной, тянули свою бесконечную песню невидимые цикады на деревьях с осыпающейся от жары листвой, а над пустырем в квартале отсюда раздумчиво кружили в горячем небе стервятники.