– Берегись!

Это стали осаждённые со стен крепости лить на атакующих кипящий вар. Дико закричал сосед справа, забился в стонах сосед слева. Невредим Тимофей Ведро. Продолжают бойцы атаку.

Вот они рядом, стены. И тут…

– Сторонись!

– Сторонись!

Поднял глаза Тимофей. Оттуда сверху неслось бревно.

«Вот она – смерть!» – лишь подумать успел Тимофей. Ударило бревно. Смело Тимофея, смело других. Дальше, играючи, покатилось.

Заняли место Тимофея новые ратники. Продолжают бойцы атаку.

А за стрельцами, за боярскими дворовыми людьми на штурм Казани следом идут и идут полки: Передовой, Сторожевой, полк Правой руки, полк Левой руки. Это вторая линия. И за ними в третьей, в последней, – ратники Большого полка. И тут же, правда чуть в стороне, в резерве, застыли воины полка Царского.

Всюду море голов и спин.

Царь Иван ждал исхода битвы. Для него под Казанью была взята походная полотняная церковь. Поставили церковь. Идёт молебен.

– Господи праведный… – выводит священник.

Царь молится.

Закончен молебен. Иван вышел из церкви, сел на коня. Минута – и Царский полк поведёт в атаку.

Но не надо уже атаки. Не надо огня и новых жертв. На стенах, на башнях Казани уже вскинулись русские стяги.

Со всей России скликали в Москву мастеров: землекопов, каменотёсов, каменщиков, плотников, лудильщиков, кровельщиков, мастеров по малярному делу, по резному, по живописному. Людей известных, трудом своим прославленных. Умельцев из умельцев.

Идут по Москве разговоры:

– Храм будут строить.

– Господний!

– Храм!

Иван IV в честь казанской победы решил построить в Москве собор. Название уже дано: храм Покрова-на-рву.

Вырыли землекопы глубокий котлован. Заложили каменщики фундамент. Стали от земли подниматься стены.

Ходила старуха Анна Рытова, смотрела, как тянется к небу храм.

Погиб её сын, стрелец Кирей Рытов, в бою под Казанью. Знает старуха: в память о русской победе, о воинах, павших в бою, воздвигается этот храм. Смотрит на стройку, представляет Кирея, представляет и себя, входящей в уже построенный Покровский собор. Молится. Молится. Молится. За память Кирея, за всех других. Царство им вечное, царство им вечное, Царство Небесное…

– Скорее, скорее, – торопит строителей старая Анна.

Тянется, тянется к небу храм.

Смотрит на стройку старуха Анна. Что же такое? Не один, выходит, здесь строят храм. И верно: поднимается церковь, а рядом другая. И тут же ещё и ещё. Считала Анна. Сбилась. Опять считала. Пальцы для точности загибала. Девять церквей насчитала Анна.

Все они вместе. Все они рядом. Крепко прижались одна к другой. Девятикратная память воинству.

Удивительный строился храм. Девять церквей – и не похожи одна на другую. Девять красавиц. Девять стоят сестёр.

Поднимите голову. Взгляните на купола. Ликуют, спорят одна с другой церковные маковки. И любая на свой манер.

Храм Покрова строили пять лет. Не осуществилась мечта Анны Рытовой. Не дождалась. Умерла. Не помолилась в храме. Другие помянули добрым словом славных сынов России.

Прогромыхали лавиной годы. Сменились века и люди. Собор и нынче стоит в Москве. В самом центре. На Красной площади. Только давно его уже не называют храмом Покрова-на-рву. Всей стране он известен, всему миру известен как собор Василия Блаженного.

Увидеть храм Василия Блаженного – значит увидеть чудо.

Храм построили по проекту русских архитекторов. Звали их Барма и Постник.

Существует такое предание. Когда сооружение собора было завершено, вызвал строителей царь Иван IV к себе. Смотрел долго на Барму. Смотрел на Постника. О чём-то думал. Наконец отпустил. Вызвал затем приближённых.

– Ослепить! – приказал царь.

Решили приближённые, что ослышались.

– Ослепить! – повторил Иван.

Не хотел он, чтобы талантливые мастера где-то могли повторить подобную красоту. Слеп человек. Так-то надёжнее.

Есть и такое предположение, что Постник и Барма не два человека, а одно лицо – Постник Барма. Постник – имя, Барма – фамилия.

Чебоксары. Город Ала́тырь. Циви́льск. Шу́мерля. Волга. Река Сура́. Это Чувашия. Трудолюбивый и щедрый край.

В годы царствования Ивана Грозного Чувашия вошла в состав России. Состоялось это незадолго до падения Казани.

И Хузангайка стал Трофимкой именно в те годы. Вот как случилось это.

Шли русские войска ещё в свой первый казанский поход. Один из отрядов остановился в чувашском селе. Приняли их хорошо чуваши. Накормили. Напоили. Приготовили для русских воинов ночлег.

Перед тем как ложиться спать, Трофим Рябой, был он и в самом деле рябоват лицом, стал возиться с хозяйскими детьми. Особенно ему понравился мальчик лет шести. Глазёнки живые-живые, цепкие. Туда-сюда, как маятник, бегают. На лице и у него рябинки.

– Как звать?

– Хузангайка.

– А я – Трофим.

Познакомились они. Подружились. Трофим Рябой резную игрушку ему смастерил. На пальцах свистеть научил.

Не хотел расставаться Хузангайка с Трофимом Рябым. Когда уходили русские, всё стоял у околицы. И махал, и махал, и махал.

И ещё раз свела судьба Трофима Рябого с чувашским селом. Было это уже в четвёртый, в главный поход на Казань. Многое изменилось тогда в селе. Присоединились в тот год чуваши к России. Под защиту России стали.

Рады жители Трофиму Рябому. Рады другим ратникам. Снова приветствуют и угощают русских воинов. И Хузангайка вновь всё время около Трофима Рябого вертится, всё рядом с ним. Подрос мальчишка за эти годы. Однако глазёнки всё такие же живые-живые. Маятником всё так же бегают.

Как родных, провожали жители чувашского села русских воинов на бой. Пала тогда Казань.

Ждали в чувашском селе победителей. И правда, прошли полки. Однако среди воинов Трофима Рябого не оказалось. Узнали жители: убит при штурме Казани Трофим Рябой.

Вскоре после соединения с Россией чуваши стали называть своих детей русскими именами. Многие и из взрослых брали второе имя. Появились Иваны. Появились Николаи. Появились Степаны.