– Тебе понадобится плакат.

Пришло с десяток учеников, и черных, и белых, с картонными плакатами, на которых черной краской было написано: «Равенство сейчас», «Интеграция», «Свобода и справедливость для всех».

Джо собралась с духом и макнула кисточку в краску.

– А Вернита придет? – спросила она, выводя слово «равенство» и надеясь, что получится ровно.

Ладонна презрительно махнула рукой с длинными ногтями, которая так ловко хватала баскетбольный мяч:

– Забудь о ней!

Джо поехала с сестрами Мур на их Mercury пятьдесят девятого года. Она ходила по кругу перед сетчатым ограждением бассейна, мимо проезжали машины. Некоторые сигналили в знак поддержки, большинство не обращали на пикетчиков внимания. Когда все закончилось, она встретилась с Линетт в салоне красоты, где той мыли и укладывали волосы.

– Чем занималась сегодня? – спросила Линетт, прикрыв лицо пластиковым веером, пока помощница парикмахера заливала ее кудри лаком Elnett от макушки до кончиков, вившихся у самых щек.

– Да так, ничем, – ответила Джо.

Порой Джо казалось, что она нравится Линетт именно из-за своей долговязости и нескладности. Рядом с подругой Джо смотрелась как гадкий утенок рядом с лебедем. У них было не так уж много общего. Джо прекрасно училась, Линетт с трудом справлялась с учебой, особенно с математикой. Джо занималась спортом, Линетт сразу задыхалась, если тренер Кранц заставлял ее раз в году пробежать четверть мили. Линетт обожала наряжаться, ходить по магазинам, обсуждать новые покупки и с удовольствием рассказывала, что еще хочет купить или надеть в следующий раз, Джо просто хватала с вешалки первые попавшиеся вещи. Объединяла их страсть к веселым проделкам и всяческим проказам. Впервые Линетт напоила Джо в десятом классе, когда обеим было по пятнадцать, и Джо убедила подругу прогулять школу. Они пробрались в Сарину машину с мальчиком, к которому Линетт в то время питала нежные чувства, и отправились в боулинг, где заказали кучу пива и картошки фри и смеялись над своими одноклассниками, застрявшими в школе на собрании болельщиков спортивной команды. Линетт вздыхала, завидуя стройной фигурке Джо («Хорошо тебе – можешь носить что угодно»), Джо отдавала должное формам подруги, хотя та и расстраивалась из-за своих полных бедер и якобы двойного подбородка. Линетт научила Джо курить, та ее – плавать, и они делились почти всем, кроме все более частых снов Джо о том, как на одной из еженедельных ночевок друг у друга в гостях Линни ложится в постель не в шелковой ночной рубашке, как обычно, а без нее.

– Значит, Бобби хочет идти до конца? – спросила Джо.

– Пробовал залезть мне под юбку, но я велела ему даже не пытаться. – Линетт погрозила пальцем перед лицом воображаемого Бобби: – Я сказала: «Мистер Бобби Карвер, не раньше, чем на моем пальце появится кольцо!» – Она коснулась перстня выпускника, который носила на шее, словно уверяя себя в серьезности намерений Бобби и в том, что в будущем на смену одному кольцу придет другое.

– Тебе понравилось? – спросила Джо.

Линетт задумчиво склонила голову набок.

– Похоже на чистку зубов, – наконец призналась она. – Или даже нет, не совсем. Скорее как хлопанье в ладоши. Хлоп-хлоп, хлюп-хлюп, и все кончено. – Под кроссовками захрустел гравий. – Не знаю, – вздохнула Линетт. – Понимаешь, приятно было видеть, как он возбудился, и знать, что я произвожу на него такой эффект. Хотя лично я почти ничего не почувствовала. – Она снова вздохнула. – Может, настоящий секс будет лучше.

– Наверное. – Джо втайне испытала облегчение, что Линетт не получила удовольствия, обслуживая Бобби Карвера.

Подруга приняла нейтральный тон Джо за досаду из-за отсутствия у нее личной жизни.

– Тебе тоже повезет, – заверила она, потрепав Джо по плечу. – Ты обязательно встретишь подходящего парня!

Джо пожала плечами. Она встречалась со многими парнями, обычно на двойных свиданиях с Линетт. В кинотеатре Redford или Senate мальчики клали руку на спинку ее кресла, потом как бы ненароком обнимали за плечи. В ресторане для автомобилистов Bel-Air они пытались затащить ее на заднее сиденье, на школьных танцах приглашали подышать свежим воздухом, но их потные ладони и прохладные слюнявые рты оставляли Джо, мягко говоря, равнодушной.

– Ты когда-нибудь… – начала Линетт, бросив на нее взгляд из-под кудрявой челки, и покраснела. – Ты когда-нибудь себя трогала?

– Иногда, – ответила Джо, убедившись, что одноклассники их не слышат. Пару раз, прикрепляя к трусикам гигиеническую прокладку, она проводила пальцами по мягкому треугольнику волос, выросших между ног. На его вершине Джо обнаружила маленький участок, от прикосновения к которому по телу разбегались приятные волны и твердели соски. Ощущения были настолько сильными, что она пугалась и сразу убирала пальцы. Джо посмотрела на подругу, собираясь с духом. – А ты?

Накрашенные губы Линетт изогнулись в лукавой улыбке. Заговорила она так тихо, что Джо едва расслышала.

– Прошлым летом я ездила в лагерь «Тануга», – начала она. Джо придвинулась ближе, плечи их соприкоснулись. – И я очень понравилась одной из вожатых.

Джо кивнула, ничуть не удивившись: Линетт нравилась всем. Вдруг до нее дошло, что именно Линетт имела в виду, и жутко покраснела, на этот раз – от ревности.

– У нее была одна штучка, которую она дала мне поиграть.

– Какая? – спросила Джо. – Что она тебе дала? – Джо ревновала к вожатой, злилась, что Линетт так долго ей ничего не рассказывала, и отчаянно хотела, чтобы та продолжала.

– Не скажу! – хихикнула Линетт, густо покраснев. – Я тебе лучше покажу! Приходи ко мне после школы, – с дерзкой улыбкой прибавила она, – и я изменю твою жизнь!

Прежде Линетт жила в таком же доме, как и Джо. Потом ее отец, работавший в бухгалтерской фирме в Детройте, получил повышение, и семья переехала в огромный дом – шикарный особняк из красного кирпича в стиле Тюдоров на четыре спальни, с цокольным этажом и с апартаментами для родителей хозяев. В доме Боббеков была кухня с двумя духовыми печами и кремовыми столешницами из жаростойкого пластика, гостиная с кирпичным камином и огромным цветным телевизором, специальным освещением и карточным столиком с мягкими креслами, где миссис Боббек играла в бридж. На цокольном этаже стены были обшиты сосновыми панелями, стоял бильярдный стол и бар с напитками. Линетт собиралась устроить там вечеринку в честь окончания школы.

Подруги прошли мимо кухни, куда обычно заглядывали после школы перекусить (яблоками, если Линетт сидела на диете, и тостами с корицей, если нет). Они отправились прямиком в комнату Линетт, обклеенную бело-розовыми узорчатыми обоями, с комодом, книжным шкафом и тумбочкой из крашенного белой краской дерева и кружевным балдахином над двуспальной кроватью. Линетт заперла дверь, хотя дома никого не было – оба ее брата после занятий отправились в клуб для мальчиков, отец работал в конторе, мать, как всегда, во второй половине дня занималась волонтерством в еврейском Доме престарелых. Джо изумленно наблюдала, как подруга взяла белый крашеный стул, стоявший перед письменным столом, и подперла им дверную ручку. Затем Линни подошла к проигрывателю и включила пластинку Конни Фрэнсис. Наконец, она сунула руку под матрас и достала какую-то штуку, похожую на ручную взбивалку для яиц, только с электрическим шнуром и вилкой. Вместо пружинки жесткий коричневый корпус оканчивался твердой резиновой насадкой.