– Когда надо кого-то вынести, то речь о справедливости вообще не идет, – ответил ей независимый Юра Морозов.

– Я знаю, Юрий Владимирович, что вы всегда меня не любили, поскольку совершенно не разбираетесь во фрактографии.[1]Одного знания рентгеновского микроанализа для нашей лаборатории недостаточно! – тут же отбрила его Голощекина. – Я считаю, что сократить можно как раз вас, потому что на анализаторе Виктор Иваныч отлично справится и один.

– Ай-ай-ай! Как быстро вы меняете свое мнение в зависимости от обстоятельств! – усмехнулся Морозов.

– Ничего я не меняю! Я всегда считала, что вы – лишний человек в нашем коллективе! – И Галина Андреевна в очередной раз подивилась собственной смелости и принципиальности. Конечно, она не размазня Валентина! Она всегда режет правду-матку в глаза, когда этого требуют интересы дела! А от Морозова и в самом деле никакого прока. Подумаешь – математик, программист! Сто лет жили без программистов и дальше проживем в лучшем виде. Тем более что и заступиться за него некому. Он пару раз был отловлен в проходной в нетрезвом состоянии и работает тут до следующего подобного случая. А если будет выступать, подобный случай ему очень легко организовать.

– Почему же вы не написали мою фамилию? – прервал приятные размышления Голощекиной Юра. – Против меня, между прочим, не было ни одного голоса!

Галина Андреевна подавилась следующими справедливыми словами, которые уже почти подготовила в своем сознании. Действительно… Она его фамилию не написала. Она написала фамилию Нины, потому что, если уж устранять с дороги конкурентов, то не Морозова. Чем он ей мешает? Да ничем. Пусть спокойно пишет свои программы! Настоящей конкуренткой Галине является лишь Муромцева. Вообще-то Галина Андреевна считала себя вне конкуренции и написала про Нину так только… на всякий случай… И вот вам, бабушка, и Юрьев день!

Сергей Игоревич сидел ни жив ни мертв. Сказать Голощекиной, что он одобряет выбор коллектива, было выше его сил. Остальные сотрудники тоже помалкивали, понимая, как после голосования неожиданно осложнилось, вместо того, чтобы облегчиться, положение несчастного начальника лаборатории фрактографии и рентгеновского микроанализа.

Нина ехала домой в метро в модной Светкиной куртке и мучительно размышляла над тем, кто, кроме Галины, мог написать ее фамилию. В Голощекиной она не сомневалась. Та и должна была выступить против нее. Лишь они вдвоем одинаково хорошо владеют обоими методами и могут виртуозно работать на двух приборах. Только они по очереди садятся за анализатор, когда Виктор в отпуске. Обе они отлично фотографируют и по старинке: на фотопленку, и с помощью компьютера. Фаина смертельно боится анализатора, который со своими многокнопочными шкафами похож на пульт управления космическим кораблем. Она работает на нем лишь тогда, когда начальник вдруг на нее рассердится и начинает упрекать, что стыдно, дескать, за пятнадцать лет так и не освоить пустяковый прибор. Фаина в такие моменты всегда очень гордо отрывается от компьютера с лицом, на котором явственно читается: «Хорошо, я сяду за ваш поганый анализатор и посмотрю оттуда, как вы без меня составите ведомости и протоколы». Через пять минут она уже мигала Нине, чтобы та помогла ей запустить программу, а Сергей Игоревич, окончательно заблудившись в графах и колонках очередной ведомости, еще раз убеждался, что расстановка сил в его лаборатории правильная и не стоит ее менять в угоду собственному плохому настроению. Фаина возвращалась к компьютеру, а Нина завершала начатое ею на анализаторе.

Что касается Валентины, то с анализатором она справляется не хуже других, но совершенно не может снимать на фотопленку. Она у нее все время путается и рвется, а уж фотографии получаются – хуже некуда. Конечно, на пленку они сейчас снимают редко, но все-таки хотя бы в этом преимущество у Нины перед Валентиной есть.

Исходя из всего этого, ни Валентине, ни Фаине нет смысла пытаться избавиться от Нины. Во-первых, за столько лет совместной работы они превратились в ее подруг. Во-вторых, в отсутствие Нины Фаине придется осваивать анализатор, чего она категорически не хочет, а Валентине в случаях, когда нужны особенно качественные фотографии, придется униженно просить о помощи Голощекину, которая, конечно, поможет, но потом изведет ее гнусными намеками на профнепригодность…

С Галиной же Нина почти на равных. У той в силу возраста, конечно, побольше опыта, но у Нины достаточно энергии, чтобы соответствовать занимаемой должности.

Так кто же? Кто написал ее фамилию? Неужели все-таки Витька? Вот гад! До чего же надоело с ним бороться столько лет! Каждый день он выплескивает на нее столько яда и сарказма, что остается только удивляться, зачем ему это надо. Витьке она никакая не конкурентка. Лишь ведущий инженер Лактионов может заставить работать престарелый анализатор, когда он вдруг заартачится. Только он знает, куда пнуть ногой, где прижать локтем и какой тумблер нужно покрутить в противном инструкции направлении, чтобы прибор работал исправно. Если убрать Лактионова, то анализатор через день даст дуба, и лаборатория прекратит свое существование как таковая. И потом… хотя они без конца и ругаются, но работается им в тандеме неплохо. Они в институте учились по разным специальностям, которые, как оказалось, очень удачно дополняют друг друга. Нет, Виктор не мог… Тогда кто? Юрка? Но он, как великий математик, тоже вне конкуренции. Что ему за дело до Нины? Неужели Сергей? Точно! Гражданин начальник! Он Галину боится. Во-первых, потому что не дотягивает до нее как специалист и знает об этом, а во-вторых, вульгарно трясется перед ее всесильным мужем. Что ж… Понять его можно. В конце концов, и его могут задвинуть. Лаборатория без него копыта не отбросит, это уж точно. Но почему он написал именно ее фамилию? Неужели так и не может простить? Но это же, что называется, не по-мужски…

Нина тряхнула головой, чтобы отогнать мысли о работе, и пожалела, что у нее нет с собой книги. Как это сегодня Лактионов ее поддел: «Вы такая утонченная женщина…» Знал бы он, какие книги она читает! Самую розовую слюнявую лабуду! Плюнуть, растереть и заплакать! Интересно, как там вчера Лялька без нее? Нашла ли тушенку или так и просидела весь вечер на булке с маслом? Сегодня она везет ей кучу умопомрачительных баночек, коробочек и прочих упаковок, которыми нагрузили ее Тарасовы. Что ж! Сегодня они с дочкой устроят пир! Надо только купить картошки, потому что с маринованными грибочками, да с патиссончиками, да с балычком – самое то! Может, не жаться и купить в «Веге» любимую Светкину «Царицу Тамару»? Точно! Она ее купит, сразу спрячет в кладовке у входной двери, а когда Лялька отчалит на вечерний моцион, она и примет на грудь для успокоения души.

В «Веге» оказалось неожиданно много народа. Нина протолкалась к овощному отделу и замерла. Как раз напротив пакетов с картошкой Михаил Иннокентьевич Тарасов открывал новый отдел полуфабрикатов. Он, видимо, как раз закончил говорить речь, сунул кому-то микрофон и глазами показал помощникам, что неплохо было бы им расчистить ему дорогу к выходу. Два рослых широкоплечих парня мгновенно проложили просеку меж жаждущих полуфабрикатов людских тел. Михаил Иннокентьевич шагнул вперед и встретился взглядом с Ниной. Она мгновенно опустила глаза долу и спряталась за спину толстой тетки, только что нагло втершейся в очередь прямо перед ней, которой Нина как раз намеревалась высказать все, что она по этому поводу думает. Несмотря на объемность и могучесть, теткина спина оказалась ненадежным убежищем. Тарасов Нину отыскал, за руку вытащил из очереди и так за руку и повел за собой из магазина. Нина не удержалась, чтобы не обернуться к тетке и не посмотреть на нее с превосходством особы королевских кровей. Тетка, похоже, вошла в полный ступор, и на лице ее явственно читалось что-то вроде «делайте со мной, что хотите, только из очереди не выгоняйте!». Нина очень снисходительно ей улыбнулась.