Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не узнаю вас… — жалобно протянула Лучиана, оставив тесто, которое месила на большом деревянном столе. — Как будто подменили мою ласковую Изабель! Еще пару дней назад вы были такой милой деткой…
Я мысленно улыбнулась — да я и сейчас милая детка, просто не нужно пытаться обвести меня вокруг пальца и делать из меня дурочку.
Налив себе кофе из фарфорового кофейника, я откинулась на спинку стула и огляделась. Кухня была большая, выдержанная в терракотовом цвете с такой же, как и везде лепниной на потолке и стенах. Большой очаг, облицованный керамической плиткой, медная посуда, начищенная до блеска и высокие окна, прикрытые до половины светлыми, кружевными занавесками делали ее очень уютной. Тяжелая, громоздкая мебель эпохи барокко имела свой неповторимый шарм и красиво контрастировала с остальным убранством кухни. Солнце тепло поблескивало на медных поверхностях и от них по стенам прыгали солнечные зайчики. Я улыбнулась своему отражению в большом тазу и подумала, что все-таки мне нравится здесь.
— Пойду, поищу мальчишек, — сказала я и, отставив кружку, поднялась. — Что-то их не слышно.
— А чего их искать? — вздохнула Лучиана. — Сидят, небось, под большим дубом и читают сказки. Всю книгу уже до дыр истерли!
Я вышла из дома и огляделась — где же этот дуб? Но к моей радости, его густую крону я обнаружила за постройкой, в которой располагался пресс и бочки для вина.
Действительно, Марко и Матео сидели под деревом и ничего не замечали вокруг, уткнувшись в большую книгу
Дуб был просто огромным, с обломанными нижними ветвями и темной корой, заросшей изумрудным мхом. Верхние ветви раскинулись зеленым шатром и сквозь них почти не проникали солнечные лучи, делая все пространство под ними сказочным и немного мистическим.
— И что вы притихли здесь? — я уселась рядом с мальчишками и заглянула в книгу. — Какая сказка на этот раз?
— О человеке, который выходил только ночью! — радостно сообщил мне Марко. — Он женился на дочери рыбака!
— И почему же он не ходил днем? — поинтересовалась я, обнимая их и прижимая к себе.
— Потому что, этот человек днем был черепахой! — прошептал Матео. — Страшной, сморщенной черепахой!
— И что же случилось с ним потом?
— Жена очень любила его, и он превратился в прекрасного мужчину, — Марко сморщил лоб и взглянул на меня недоверчивыми глазами. — Изабель, так не может быть, правда?
— Увы, мой дорогой, в реальной жизни, мерзкая черепаха остается таковой навсегда, — честно ответила я. — Но иногда, она принимает прекрасный облик, чтобы сбить людей с толку.
Я вспомнила своего почти что мужа, и меня накрыло волной мстительного удовольствия — они с сестричкой явно не ожидали, что останутся ни с чем. Жаль, что я не увижу их лица при оглашении завещания. Ну, и черт с ними.
На следующий день, после завтрака, мы всей семьей отправились в город, набив большие холщевые сумки тем добром, которое я собиралась продать. Солнце уже поднялось над холмами и над землей поплыли головокружительные ароматы летних трав. Дорога изящной лентой убегала к полоске горизонта и казалось, что изумрудная даль плавно переходит в лазурную, с белоснежными барашками облаков.
Лучиана была недовольна и почти всю дорогу молчала, а мальчишки носились, как угорелые и их веселые визги разносились по всей округе.
Я же размышляла над тем, сколько удастся выручить денег за столовое серебро и фарфор и хватит ли их, чтобы заплатить рабочим. Я понимала, что настоящую цену мне за них не дадут, но по моим расчетам, сумма все равно должна была быть приличной.
Город произвел на меня неизгладимое впечатление…
Высокие мрачные стены из грубого камня обступили нас со всех сторон, и мы какое-то время шли по узким улочкам, которые то убегали вниз, то поднимались вверх. В отличие от открытого сельского пространства, солнца в городе было мало и лишь узкая полоска света, проникала сверху, теряясь в темных углах и сырых подворотнях. В этих улочках можно было легко заблудиться, но на стенах домов я заметила нарисованные стрелки, под которыми было написано, как выйти в определенное место.
Но что меня поразило больше всего, так это статуи Богородицы с младенцем, расположившиеся в нишах домов. Это было так самобытно и прелестно, что я еле сдерживала себя, чтобы не вертеть головой, раскрыв при этом рот.
Наконец, мы вышли на главную улицу, и сразу же стало куда светлее. Появились цветы на окнах и в вазонах возле дверей, радуя глаз пестрыми красками — в бесконечном сером камне стен и дорог, жители городка все же придумали, как разукрасить свою жизнь.
Немного пройдя по ней, мы оказались возле красивой церкви — светлой и легкой, у дверей которой, стояли несколько нищих в темных одеждах. Я подняла голову и увидела на одной из стен стрелку и надпись — церковь Святого Антонио.
Марко и Матео притихли и вцепились в мои руки, немного растерявшись в давящей атмосфере города. Привыкшие к простору, они чувствовали себя зажатыми, и я их прекрасно понимала — к городу нужно привыкнуть.
Миновав высокую башню с часами, мы вышли на центральную площадь, где, похоже, находился центр городской жизни и место проведения различных гуляний. Небольшие магазинчики, гостиница и таверна, все это расположилось на ней, привлекая сюда горожан и гостей города.
Лучиана резко остановилась и, заметив на ее лице всю скорбь мира, я подняла голову, чтобы прочесть вывеску над темной, обшарпанной дверью. Ломбард.
— Может, вы передумаете? Донна… — она сделала последнюю попытку вразумить меня, но я уже стучала тяжелым дверным молотком, уставившись на закрытое окошко в этих самых дверях.
Через несколько минут раздался скрежет, и окошко распахнулось, являя нашим взглядам красное, заспанное лицо.
— Чего надо? — хриплый голос резанул ухо, и на меня пахнуло луком и застаревшими винными парами.
— Мы кое-какие вещи принесли, — я потрясла мешком. — Примите?
— А что там? — мужчина нахмурил кустистые брови. — Мне старье и железяки не нужны!
— Серебро, — ответила я, и дверь тут же распахнулась, впуская нас внутрь.
Ростовщик оказался грузным мужчиной с необъятным животом и одышкой. Темная борода была всклокоченной и неопрятной, но этот непрезентабельный внешний вид никак не вязался с хитрыми, проницательными глазами.
Он провел нас в небольшую комнатку, заваленную всяким хламом, и в ожидании уставился на меня.
Я выставила перед ним все, что мы принесли, и сразу же заметила, как в предвкушении наживы, затряслись его дряблые щеки. Он поманил меня пальцем, и когда я подошла ближе, сказал:
— Тысячу тиров. За все.
— Да здесь одного серебра на десять тысяч тиров! — возмущенно воскликнула Лучиана, услышав его слова. — Побойтесь Бога, сеньор Рикардо!
— Десять тысяч за все, — я подвинула к серебру китайский фарфор, понимая, что больше у этого жлоба не выторгую. — Или все серебро вернется домой. Я не собираюсь отдавать его за копейки.