— Понял... Что ты, Аленька, ты что? Куда перевезти, зачем? Ну, поругались, помиримся, всякое бывает...

— Что? Поругались? Ты считаешь, что можешь со мной поругаться? Антон, в конце концов, всему есть предел! Зачем тебе жена? Ну зачем? Роль няньки превосходно выполняют твои многочисленные родственники. Подумай об этом на досуге, придет интересная мысль в голову -- звони, обсудим... Это я к тому, что ухожу от тебя, ясно?

— Ясно... То есть нет. Аля, не валяй дурака! Я все прощаю, не думай... — и еще минут пять в том же духе.

Я немного дослушала для улучшения настроения, потом сказала:

— Прощай, дорогой! Привет Светуле и мамуле!

— Аля! — завизжало в трубке, а я бросила ее на рычаг.

— Ну, «Зимняя вишня»! — сказала Юлька.

— Нет, это клюква. Без сахара! — засмеялась Ленка.

Мы с Юлькой тоже похихикали. Ленка насмеялась и,утерев слезу, произнесла:

— Все это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Мы сразу перестали веселиться, и я спросила Юльку:

— Толком в чем дело? Он тебе что-нибудь объяснил?

— Он сказал, что вечером позвонил мужчина. Трубку сняла свекровь и в своей манере объяснила, что тебя где-то носит, и повесила трубку. Через час снова позвонили. Трубку опять она взяла, стала злтъся, как же ее сыночка за козла держат, прямо домой названивают! Ну, они ее и обложили. Цветасто.

— Чего сказали? — поинтересовалась Ленка.

Юлька повторила. Мы покатились со смеху.

— Может, они и хамы, но не дураки, — сказала я.

— Вряд ли это нам поможет. Так вот. Они позвонили раз десять за вечер, все время тебя спрашивали и очень интересовались, где бы можно было с тобой повидаться. Представляешь, что подумала твоя свекровь? Делайте выводы, господа!

— Этот выход закрыт, сэр! Быстро работают, засранцы. — Ленка задумалась и спросила: — Если в паспорте твой адрес на Кутузовском, как они так быстро узнали телефон свекрови?

— Узнали, девчонки, — убитым голосом прошептала я. — Сзади, на обложке паспорта был написан. Антон сам написал, как только мы познакомились. Больше не на чем было. Я хотела потом стереть, да забыла!

— А ты воспылала! Еще не познакомилась, а паспорта кому попало раздаешь! С сарая, что ли, рухнула? Записала бы на пачке сигарет да потеряла!

— Я ж не курю, — печально сказала я.

— Не ври, — строго сказала Ленка. — А Антон?

Я мотнула головой.

— Не выходила бы за него, он бы твою машину не грохнул. Ехала бы на машине, никто бы тебе ничего не всунул!

Не было гвоздя — подкова пропала.

Не было подковы — лошадь захромала.

Лошадь захромала — командир убит,

Конница разбита, армия бежит... —

продекламировала я. — Ну и что теперь? Повеситься, что ли?

— Нет, не надо вешаться. Однако, похоже, что квартирку на Кутузовском уже навестили. Хорошо, что тебе не пришло в голову туда сунуться.

— А родительская квартира пустая?

— Пустая. Думала с Антошкой там после свадьбы жить — не могу. Реву, бабы, белугой. Да он без мамочки и не может... Так что баба Глаша там так и убирается. Приходит раз в неделю или два, если ей скучно и делать нечего.

— Да, — протянула задумчиво Ленка и хихикнула, ты, Алька, словно тот вор, что у распечатанного сейфа справку

об освобождении оставил! Ладно, вот что: надо твоему бывшему позвонить.

— Какому? У меня теперь выходит два бывших.

— Первенькому. Андрею Дмитриевичу. Надо узнать, со всех сторон тебя обложили или щелочка есть?

На том и порешили. Время было уже два часа ночи, и хоть и страшно, но надо спать.

* * *

Андрей Дмитриевич Сомов любил в жизни три вещи. Первое — делать деньги. Второе — руководить. Третье — чтобы все непременно называли его по имени-отчеству. Когда мы с ним познакомились, я еще не окончила институт. Он старше меня на тринадцать лет, поэтому казался мне тогда самым надежным и умным мужчиной на свете. Ухаживания его имели размах грандиозный, Андрей Дмитриевич просто смял меня своим натиском. Скептически оглядев своих поклонников-ровесников, я всерьез решила, что они и через пятьдесят лет не смогут сравниться с Андреем. Потом была шикарная свадьба, мама почему-то все время плакала, отец хмурился, и только моя родная тетка Юля высказывала вслух свое неодобрение. Мне это казалось странным. Но через полгода я поняла причину маминых слез. Не было того, о чем тысячелетиями пишут поэты, отчего умирают и рождаются, отчего начинаются войны и заключаются перемирия. Не было любви. Я прожила с Андреем Дмитриевичем пять лет, прекрасно осознавая, что значу для него достаточно много, но, как говорится, умереть в один день нам вряд ли захочется.

Он не жалел для меня денег, у него их было — куры не клюют. Он мог делать деньги фактически из воздуха. Андрей Дмитриевич родился банкиром, живет банкиром и, я думаю, умрет банкиром. Процесс извлечения денег из пустоты интересовал его больше, чем сами деньги. Но, получив их, он не бросался ими направо и налево. Он их копил. Похвальное качество, но оно занимало у него слишком много времени. И вот года через три после свадьбы я стала замечать, что Андрей Дмитриевич начинает обращаться со мной как хозяин, вернее обладатель. Он стал контролировать мои покупки, критиковал, если я что-то выбирала сама, его мнение всегда оставалось непререкаемым. В ювелирных магазинах,куда он последнее время принялся меня таскать, чтобы я выглядела не хуже жен его друзей, украшения выбирал сам,

обычно самые дорогие. Некоторое время меня это забавляло, потом стало надоедать. Попробовав объясниться с мужем, я услышала, что несу чушь и забиваю голову глупостями. Мне было предложено окончательно бросить работу и ходить в салоны, бассейны, на аэробику, одним словом, посещать кружок кройки и шитья. К тому времени участие мое в существовании галереи, открытой старинным другом моего папы, стало минимальным, потому что Андрею работающая жена не нравилась. Но, поразмышляв, я решила, что не так уж плохо там зарабатывала, карьера моя продвигалась, при определенных обстоятельствах у меня был шанс стать совладелицей галереи, причем шанс неплохой. Мои заработки, конечно, не могли идти ни в какое сравнение с деньгами Андрея Дмитриевича, но на себя мне вполне хватало, а работы я никогда не боялась. И вот настал момент, когда я решила, что спасение утопающих является сугубо личным делом каждого тонущего. Побросав в чемодан вещи, с которыми переехала к мужу, я осталась довольна — старых вещей осталось мало, так что чемоданчик был совсем легкий. Сняв с себя все надоевшие до смерти побрякушки, вытащив остальное изо всех ящичков и коробочек, я сложила их горкой на туалетном столике. Горка получилась очень внушительная.

— Сокровища Али-Бабы! — засмеялась я и с легким сердцем отправилась восвояси.