– Покурим? – предложил я Илье.

– Я отлить и догоню, – хлопнул меня по плечу и, пошатываясь, побрел в сторону уборной.

Я направился на балкон, но посозерцать в одиночестве Флоровский монастырь не удалось: Стежняк поставила ногу в дверь балкона, мешая мне закрыть ее за собой, и вышла следом.

– У Ильи девушка есть? – осведомилась она, опираясь на балконные перила рядом со мной. – Или как?

– Или как, – вопрос меня, признаться, озадачил. – А к чему ты спрашиваешь? Он же не в твоем вкусе, насколько я понимаю твой вкус.

Стежняк любила парней постарше и, скажем так, с более средиземноморской внешностью. Илюха же типичный голубоглазый славянский мальчик.

Она самоотверженно замахала руками:

– Да нет, нет, нет! Ты че? Подруга интересуется.

– Что за подруга? – уточнил я. – Понимаешь, я ж не могу отдать друга на поругание неизвестно кому, потом мне в аду за это черти вилы в жопу воткнут.

– Тьфу на тебя. Это Инна спрашивает. Ты уже запомнил Инну?

Я уверенно кивнул. Да, это девочку я запомнил. Ну, не мой вкус, вообще[5]: высокая шатенка, длинные ноги, длинные волосы до пояса, большие глаза такого же цвета, как у Виноградова, в костюме ведьмы… Как я обычно говорю, «тощая больно», на что Лешка с Ильей хором отвечают, что я «санитар леса».

– Да, Илюхе она понравится. Можешь знакомить! – одобрил я.

– Да она уже его обрабатывает, я просто убедиться, что не впустую, – словно извиняясь, объяснила Стежняк. – Курить будешь?

– Вообще-то собирался, – заметил я. – Не хочешь?

Я предложил скорее из вежливости: до чертиков хотелось побыть одному.

– Нет-нет-нет, все, кури!

Стежняк скрылась, оставив нас наедине с сигареткой, с сырой октябрьской ночью и тускло светящимися огнями монастыря. Чего ж она мне никакую подругу не присмотрела до сих пор, думалось мне. И вовремя же я подумал…

Инна и Илья быстро нашли какие-то общие темы для беседы на кухне. Она тоже оказалась любительницей всяких комсомольских дел, как и он. Училась, правда, в КИМО, что не намного хуже нашего, но все-таки – не тот уровень, нет… Илья, похоже, тоже увлекся девушкой – хотя, возможно, был просто дико пьян.

Но не эта история сейчас важна.

Шло к полуночи, и некоторым гостям нужно было бежать к мамам-папам домой, чтобы не пропустить «Спокойной ночи, малыши». Провожать очередную мадам отправилась большая толпа людей во главе с хозяйкой квартиры – по пути они собирались купить чего-нибудь, чтоб догнаться. Илья с и Инной по-прежнему ворковали на кухне. Я не хотел выходить на улицу, и снова ринулся на балкон.

Секунды не замерли. Сердце не остановилось. Ничего не изменилось. Я просто вышел покурить у своей хорошей подруги Стежняк.

Нужное время, нужное место.

На балконе стоял живой человек – девушка в накинутом на плечи пиджачке цвета хаки. Она курила, не меняя позы, легко двигая лишь рукой, приближая и отводя сигарету. Она смотрела в небо. Она не отреагировала на скрип балконной двери. Когда я пристроился сбоку у перил – не повернула головы в мою сторону, словно меня и не было.

Но текила, плескавшаяся в моей крови, решила начать разговор:

– Привет.

– Привет, Коля, – все так же не глядя на меня, проронила девушка.

И я узнал ее – это Настя из Одессы! Вернее, она-то из Киева! Но это та, с которой Илюха зажигал в Одессе. Он даже на свидание с ней ходил – первое, оно же и последнее. Не сошлись характерами, что ли? Я даже не вникал в эту ситуацию… Надо будет его расспросить как-то.

И эта – блондинка! Да что ж такое?! Правда, она немного другого оттенка, нежели Стежняк: если та была honey blonde, про эту я бы сказал golden blonde[6].

Сигаретка тонкая, дамская; но держит она ее – по-мужски, большим и указательным пальцем, словно пряча в ладони.

– Ты меня помнишь? – удивился я. – Помнится, когда знакомились в поезде, я был не в самом общительном состоянии.

– О, ну почему же? – ироничным тоном заметила она. – Ты был очень общительным всю поездку. И очень дружелюбным, особенно со Стежняк.

– Ну, то дело давнее, – проворчал я. – Я не всегда так калдырю.

– Да ну? – удивилась Настя и вдруг посмотрела прямо на меня.

Ee орехово-зеленые глаза улыбались, но в глубине их таился какой-то слабо заметный оттенок не то грусти, не то усталости.

– Да, – продолжил я, – это издержки профессии комсомольца. Не хочу об этом.

– Как хочешь, – спокойно пожала плечами она и снова отвернулась.

И мне вмиг стало пусто без ее лучистых глаз и спокойного мягкого взгляда. Да, тут не так просто будет…

– Ты любишь ночь? – очевидно, это вновь произнес не я, а текила, но разговор плыл во вполне приемлемом русле.

– Странный вопрос, – ответила Настя. – А если бы я ее не любила, она б не наступала?

Я не мог разобрать, какими эмоциями она приправила эту фразу. Ну что это за манера – загонять в угол? И отвечать вопросом на вопрос?

– Просто тогда будет сложнее, – продолжала текила, – а так можно находить в ночи ответы на вопросы.

– Есть вопросы, на которые лучше не знать ответов, – загадочно проронила Настя.

– Ибо страшно? – попробовал угадать я.

Она не ответила. Она опять смотрела на звезды. Они были рядом – Настя и звезды. А где же я?

– Я бы хотела летать, – продолжала Настя, – высоко, расправив руки, чувствовать себя невероятно свободной и счастливой. В небе… В свободном падении…

Теперь была очередь текилы моя очередь задвинуть умную фразу:

– Свобода – это большая сила…

Она не отреагировала, просто тихо продолжала:

– Небо без края… Днем не видно звезд, днем только одна звезда – Солнце, но это слишком просто и слишком понятно. И однообразно. И скучно.

– Мы с папой, когда я был маленький, гуляли по вечерам и засматривались на звезды, – вдруг нахлынуло на меня. – Он протягивал руку в сторону, а я опирался на нее головой и смотрел на небо, будто бы летел…

На этот раз Настя едва заметно улыбнулась, мельком взглянула на меня и опустила глаза на монастырь. Звезды ее утомили.

– Я так понял, ты не любишь, когда скучно? – угадал я.

– О нет, – тихо засмеялась она, – мне редко бывает скучно.