Рени, не видя ничего приятного в пьяном веселье, не стала просить Билла взять ее с собой и грустно отправилась в свой номер.

В дверь постучали. На пороге стоял Леон. Неожиданное появление этого утонченно-элегантного мужчины застало ее врасплох — сердце сжалось и бешено заколотилось.

— Я подумал, может быть, вы захотите сходить в казино? — спросил он.

Она ошеломленно смотрела на него.

— …с вами?

— А почему бы и нет?

Для решительного «нет» существовала сотня причин. Прежде всего ей никоим образом не хотелось увлечься им, и она уже решила держаться с ним холодно и надменно, еще у нее есть Барри и в конце концов у нее нет вечернего платья. Она сказала ему только о последнем препятствии. Он щелкнул пальцами.

— Платья? Да все вокруг увешано платьями, а если вы совершаете выход с Леоном Себастьеном, то вы наденете одну из его моделей.

Ей вдруг стала ясна цель его приглашения, она побледнела и вся похолодела.

— То есть… Вы хотите, чтобы я была с вами в казино как ходячая реклама?

— Совершенно верно, мадемуазель Торнтон. Реклама мне и в то же время небольшое развлечение для вас. — Он смотрел мимо Рени на ее номер. — Здесь не так весело в одиночестве, не правда ли?

Словно в подтверждение его слов, внизу заиграл какой-то оркестр. Позади нее была пустота, снаружи — манящие яркие огни. Разве не заслужила она маленького развлечения после утомительного дня? Но она все еще колебалась.

— Я должна сказать миссис Брент.

— О, она несет за вас ответственность? Но эта особа уже ушла.

Рени почувствовала, как ее кольнула обида. Ава ушла, ничего ей не сказав и оставив ее коротать этот вечер в одиночестве. Это подтолкнуло Рени.

— Я с удовольствием пойду, — просто сказала она. Будто по чьему-то приказу в коридоре тут же появилась непременная мадам Ламартин с двумя чехлами, в одном было платье, а в другом — манто. У Рени возникло подозрение, что Леон, задумав этот выход, не сомневался в ее согласии, но ей не хотелось ссориться с ним из-за этого.

Платье было не из тех, которые ей пришлось сегодня демонстрировать. Длинное, из белого шелка, оно отличалось изысканной простотой. Чувствуя трепет, она накинула сверху норковое манто. Она хорошо представляла себе его цену.

Казино находилось в нескольких шагах от отеля, но их ждала машина Леона. Когда он открыл перед нею дверцу, Рени почувствовала себя принцессой. Пусть она не верила ему, но она была всего-навсего женщиной, и завистливые взгляды других женщин, обращенные на нее и на ее спутника, доставляли ей удовольствие.

Казино было развернуто к морю и стояло в самом центре на берегу бухты. В этом же здании располагался дорогой кинотеатр. Множество лепных украшений и зеркал окружало посетителей. Леон поменял несколько купюр на пригоршню фишек.

— Не хотите ли… м-м… как это у вас говорится… немного пощекотать нервы?

Рени покачала головой.

— Я лучше посмотрю.

Она была разочарована видом фишек, так как ее неискушенное воображение рисовало ей кучи монет, лежащие перед каждым из игроков; однако вскоре происходящее захватило ее целиком. Рени наблюдала за крупье, спокойно-безразлично расставляющим фишки, за азартными, жадными лицами игроков. Одна из женщин в особенности привлекла ее внимание. Она была очень стара, морщины избороздили ее желтое лицо и шею, длинный острый нос выдавался вперед подобно птичьему клюву; из-под нависших век алчно поблескивали темные глаза, когда она костлявыми пальцами сгребала свой выигрыш, в котором, судя по всему, не очень нуждалась. Многочисленные кольца на руках и драгоценные камни на шее, шелковое платье и меха говорили о ее богатстве.

— Вы принесли мне удачу, — сказал Леон. Лежащая перед ним кучка фишек выросла. — Но я не стану искушать судьбу. Мы сейчас пойдем.

Он получил деньги за свои фишки, и они вышли к машине.

— Та старуха, кто она? — спросила Рени.

— Не знаю. Но она здесь постоянно. Страсть азарта — это все, что у нее осталось.

— Она показалась мне страшной… как хищная птица.

— У вас богатое воображение. Она просто жадная. Но в ком этого нет?

Он завел машину, и она плавно скользнула вдоль фронтона здания на восток.

— Разве мы едем не в отель?

— Почему бы нам не выпить в Порнише? Я знаю там одно милое кафе. Еще не очень поздно.

Луна освещала бухту, ночной ветер раскачивал сосны, и они наполняли воздух упоительным ароматом; и в ожерелье городских огней тихо плескалось море.

— Ла Боль-ле-Пен, — Леон показал на виллы слева от них, — расположен в Bois d'Amour[6]Вы знаете, что означает слово amour!

— Вероятно, совершенно разные вещи для нас с вами — парировала Рени.

— Вряд ли, — заметил он, но, к ее облегчению, не стал развивать эту тему.

Так же, как и Ле Пулижан, Порнише был рыбацким поселком. Вдоль побережья выстроилось множество яхт; их голые мачты, отданные на растерзание ветру, скрипели, как скрипят в лесу по осени сбросившие листву деревья. Посетителей было мало. В кафе всячески старались убедить вас, что сейчас лето, для этого на террасе даже установили электрические печки — но сидеть снаружи было все-таки слишком холодно. Леон заказал искристое золотое вино, название которого Рени не разобрала. Она виновато сказала:

— Боюсь, что я внесла много беспорядка в сегодняшнее представление. К счастью, завтра приедет ваша манекенщица.

Леон внимательно смотрел, как пузырьки воздуха поднимались в его бокале.

— Я не стал посылать за ней, — спокойно сказал он. — Вы справились прекрасно.

— Но, monsieur…

Он поднял глаза, они были непроницаемы.

— Мы обо всем договорились с мадам Брент. Вам придется задержаться здесь, за вами присмотрит мадам Ламартин, и когда все закончится, она отвезет вас в Париж, посадит на самолет и вы полетите в Англию.

— Однако! — Рени задыхалась от возмущения. — А со мной не нужно было посоветоваться?

— Разве это необходимо? — холодно сказал он. — Для вас сейчас открываются блистательные перспективы. Мы думали, что вы ухватитесь за это предложение.

— Я завтра же уеду!

— В таком случае, вы будете глупенькой девочкой.

Установилось долгое молчание. Рени постепенно отходила. Она знала, что он прав. Он предлагал ей превосходную работу; она проведет еще два дня в роскоши и будет носить великолепные платья, которые она просто обожала. Невольно она погладила мех своего норкового манто. Барри в любом случае разозлится на нее за опоздание, и ей безропотно, как овечке, придется сносить его упреки.