— Ну, давай же, малышка, расслабься — и получишь удовольствие!

Талли почувствовала, как по щекам текут слезы.

— Не надо…

— О да! — Пэт улегся на нее сверху, впечатывая тело девушки в мокрую траву.

Теперь она плакала так сильно, что чувствовала вкус собственных слез, но Пэт словно не видел этого. Поцелуи его стали теперь совсем другими — слюнявыми, хлюпающими и противными. Талли было больно и от поцелуев, и от его ремня, врезавшегося в голый живот, когда он стаскивал брюки, и от его пениса, который…

Талли зажмурилась, и в этот момент ее пронзила боль.

И вдруг все неожиданно закончилось. Пэт скатился с ее тела, лег рядом и поцеловал Талли в щеку. Словно то, что он делал перед этим, означало, что они занимались любовью.

— Эй, да ты плачешь? — Пэт нежно откинул с ее глаз прядку волос. — Что случилось? Я думал, тебе этого хотелось.

Талли не знала, что сказать. Как и любая девочка ее возраста, она представляла себе, как однажды потеряет невинность, но она и подумать не могла, что при этом будет чувствовать себя так мерзко. Талли изумленно посмотрела на Пэта.

— Хотелось — этого?

Пэт раздраженно поморщился.

— Ну же, Талли, хватит! Пойдем потанцуем.

От того, как он сказал это — тихо и виновато, словно и вправду удивившись ее реакции, — Талли стало только хуже. Она сама сделала что-то неправильно. Это она раздразнила Пэта своим поведением, возбудила его. И случилось с ней то, что и случается обычно с девушками, которые играют в такие игры. Пэт еще несколько секунд смотрел в упор на Талли, затем поднялся и поддернул штаны.

— Ну, вот что, — сказал он. — Мне по-любому надо еще выпить. Пойдем.

Талли перевернулась на бок и сказала:

— Уходи!

Она чувствовала, что Пэт стоит рядом и разглядывает ее.

— Ты вела себя так, как будто этого хочешь, черт побери! Нельзя завести парня, а потом дать задний ход. Пора вырасти, маленькая девочка! Сама виновата!

Талли закрыла глаза и стиснула зубы, мечтая об одном — чтобы Пэт наконец ушел и оставил ее в покое.

Так она и лежала на траве, чувствуя себя совершенно разбитой. Все тело болело. Но, что хуже всего, она чувствовала себя полной дурой. Примерно через час Талли услышала, что вечеринка закончилась, потом до ее слуха стали доноситься звуки моторов отъезжающих машин и шорох покрышек о гравийную дорогу.

А она продолжала лежать, не в силах заставить себя пошевелиться.

Пэт прав: она во всем виновата сама. Она наивная и глупая, и все, чего ей хотелось, это чтобы ее любили.

— Вот дура! — прошипела Талли, садясь.

Медленно двигаясь, она оделась и попыталась встать. Талли тут же почувствовала тошноту, и секунду спустя ее вырвало прямо на любимые босоножки.

Когда все закончилась, она нашарила в траве свою сумочку и медленно, пошатываясь, побрела в сторону дороги.

В этот поздний час машин на шоссе не было, и Талли это обрадовало. Не придется никому объяснять, почему в голове у нее сосновые иголки, а на босоножках следы рвоты.

Всю дорогу до дома она перебирала все детали случившегося. Вспоминала, как Пэт улыбался ей, когда приглашал пойти с ним на вечеринку. Каким нежным был его первый поцелуй и как серьезно он разговаривал с ней, как будто она действительно что-то для него значила. Но затем в ее воспоминания врывался другой Пэт — с трясущимися руками, настойчивым языком и сильными пальцами, с жестким членом, который он так грубо вонзил в ее плоть.

И чем больше она проигрывала все это в памяти, тем более одинокой и несчастной себя чувствовала.

Если бы только у нее был кто-то, кому можно было довериться, с кем можно было поговорить! Может быть, это облегчило бы немного ее боль. Но такого человека в жизни Талли Харт не было.

И это было еще одной ее тайной, как и мать со странностями, и никому не известный отец. Но вряд ли кто-нибудь посочувствовал бы ей. Скорее всего, она бы услышала: девочка из средней школы, отправившаяся на вечеринку к старшеклассникам, знает, на что идет.

Приближаясь к дому, Талли замедлила шаг. Горькая мысль о том, что она снова почувствует себя безнадежно одинокой в собственном доме — в месте, где люди обычно ощущают безопасность, рядом с матерью, которая должна любить и оберегать ее, но никогда не делала этого, пронзила Талли.

Соседская серая лошадка, почуяв Талли, подошла к забору и заржала.

Талли перешла через дорогу к забору на склоне холма. Она нарвала пучок травы и протянула лошади.

— Вот тебе сено, парень.

— Она любит морковку.

Талли резко повернула голову и только сейчас увидела сидящую на заборе соседскую девочку.

Несколько долгих секунд прошли в тишине, если не считать тихого ржания лошади.

— Уже поздно, — сказала девочка.

— Да, — согласилась с ней Талли.

— Мне нравится сидеть здесь по ночам — звезды такие яркие. Иногда, если долго смотреть на небо, можно заметить, как падают маленькие светящиеся точки. Они похожи на светлячков, может быть, поэтому наша улица так и называется. Ты, наверное, считаешь меня скучной занудой из-за того, что я говорю про это?

Девочка — Талли вспомнила, что ее зовут Кейт, — спрыгнула с забора. На ней была растянутая футболка с почти облупившейся аппликацией, изображавшей семью из сериала про одинокую мать с пятью детьми. Когда она двинулась в сторону Талли, под подошвами ее резиновых сапог захлюпала грязь.

— Ты неважно выглядишь, — из-за пластинок на зубах девочка сильно шепелявила. — И от тебя пахнет рвотой.

— Все в порядке, — поспешно ответила Талли, напрягшись, когда Кейт подошла ближе.

— С тобой правда все в порядке? Уверена?

И тут, к собственному ужасу, Талли разрыдалась.

Кейт стояла несколько секунд, удивленно глядя на нее из-под ужасных очков. А потом, не говоря ни слова, она обняла Талли.

Талли вздрогнула и съежилась — настолько неожиданным было прикосновение. Она хотела отстраниться, но продолжала стоять, боясь пошевелиться. Талли не помнила, когда в последний раз кто-то обнимал ее вот так, и неожиданно она прильнула к этой странной, почти незнакомой девочке, боясь ее отпустить, боясь, что без Кейт она просто уплывет куда-то, как корабль из сериала, и затеряется в океане.

— Я уверена: ей станет лучше, — проговорила Кейт, когда рыдания Талли стали стихать.

Талли отстранилась и удивленно посмотрела на соседку. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем идет речь. Кейт думала, что Талли плачет из-за болезни матери.

— Хочешь поговорить об этом? — Кейт сняла с зубов пластинку и положила ее на заросшую мхом макушку столбика, поддерживавшего забор.