от провала не было, Бояркин должен был признать,

что, несмотря на слои возвышенные рассуждения, ехал он сюда не столько для того, чтобы

поступить в училище, сколько для того, чтобы остаться в городе. Он, может быть, и приехал-

то именно сюда лишь только потому, что здесь была прочная подстраховка – здесь, в этом

городе, жил материн брат Никита Артемьевич, который после армии не вернулся в Елкино.

Да, да вот это и было главным. Николай вспомнил, как два дня назад вечером он из окна

седьмого этажа общежития увидел изгиб одной из самых великих сибирских рек, с длинным

мостом, по которому цепочкой тянулись зеленоватые, загадочно мерцающие огоньки. По

набережной стояли высокие дома, от которых в летней бархатной темноте остались лишь

разноцветные квадратики окон. В кино такое выглядело несравненно бледнее. "Кровь из

носу, но надо поступить", – пронеслось тогда в голове, но эта-то мысль и выдавала желание

во что бы то ни стало зацепиться в городе. Хочешь, не хочешь, а признай, что все-таки ты

несерьезный, глупый гражданин.

В парке были широкие развесистые деревья, под которыми утром держалась

прохладная свежесть, но свежесть особенная – городская, парковая. За витой оградой

проводами и моторами гудела улица – напряженное русло сложной, цветистой жизни.

Бояркин уже знал, что в полдень улица станет пыльной, знойной и страшно многолюдной.

Он подхватил чемодан и подошел к старику, сидящему на соседней скамейке,

– Дедушка, растолкуйте – как добраться? – спросил он, протягивая конверт.

Старик разъяснил, а Николай записал все в блокнот.

Пассажиров в автобусе было мало, и постепенно Бояркин вместе со своим чемоданом

продвинулся к водительской кабине. Верткость большого автобуса показалась ему даже

непонятной. Поразительной была скорость встречных и обгоняющих машин, поразительна

смелость или дурость пешеходов, снующих перед самыми колесами,

Первая жена дяди Никиты была из Елкино. Она приехала к нему, когда у дяди

закончилась служба. А пять лет назад попала под большегрузный автомобиль. Два года назад

дядя снова женился. Эту жену звали Анной, и никто из сельских родственников еще не видел

ее.

Водитель автобуса мимолетно через зеркальце взглянул на Бояркина, приникшего к

стеклу, но тот на его внимание успел разулыбаться. Водитель взглянул на него уже поцепче и

с недовольным видом стал смотреть на дорогу.

На переезде через железнодорожную ветку автобус долго стоял, пропуская длинный

состав с трелевочными тракторами, с черными цистернами и оранжевыми иностранными

контейнерами, с желтыми бочками на колесах с надписями "квас". Все городское движение

пережидало другое движение, какое-то еще более обязательное. Куда и зачем все это шло?

Жизнь была многомерна, независима, непонятна. Как в ней тяжело разобраться! И что значил

в ней ты – абитуриент-неудачник…

Николай так и не дождался, когда водитель объявит его остановку. В растерянности

выволокся он на конечной остановке и, увидев цифру на боку своего автобуса, обнаружил,

что он ехал совсем не в том автобусе – у парка он как-то умудрился их перепутать. А тут

были другие маршруты, и справка старика была бесполезной – надо было снова у кого-

нибудь спрашивать. Николай долго стоял и, наблюдая за людьми, пытался угадать человека

поненасмешливей. Выбрал, наконец, одного полного, в шляпе, медленного, задумчивого.

– Извини, парень, спешу, – ответил тот.

Николай вернулся на свое место, то есть на тот пятачок, на котором оказался, выйдя из

автобуса. "А все же это плохо, когда никого не знаешь", – решил он. Потом Николай

обратился к высокому курчавому парню в очках и с простым пузатым портфелем.

– Так тебе надо было в поселок Северный, – сказал парень, разобравшись, в чем дело,

– а ты попал в Аэропортный. Это совсем другой конец. Садись на семьдесят третий автобус и

как раз без пересадок доедешь до своей остановки.

Оказалось, что теперь надо ехать еще дальше. Улицы, улицы, остановки, перекрестки,

светофоры – разве можно во всем разобраться? А ведь есть города и побольше, но это уж

совсем страшно…

Дома у дяди Никиты оказалась только Олюшка – двоюродная сестренка. Она училась

в четвертом классе, но, к удивлению Бояркина, сразу по-хозяйски захлопотала, поставила

чайник на газовую плиту, а брату предложила освежиться в ванной.

Никогда еще Николай не погружался с головой в горячую воду. Красота! В воде

становились слышными, как в наушниках скрипы, шипение, щелчки большого дома. В ванне

после путешествия по городу было так хорошо и спокойно, что даже шевелиться не хотелось.

Никита Артемьевич, предупрежденный Марией, встретил его шумно, с крепкими

объятиями. Несколько покровительственно он уже заверил сестру, что в любом случае

пропасть племяннику не даст. Практичный Никита Артемьевич имел трехкомнатную

кооперативную квартиру, дачу, "Запорожец" (пока "Запорожец"), чем и гордился перед

сельской родней. Почему бы ему еще и племяннику не помочь?

Вечером сидели за столом, накрытым в комнате с люстрой. Свежий воздух был в этой

здоровой семье культом, и все широкие окна, выходящие к акациям и кленам около дома,

были распахнуты. Квартира походила на просторную веранду. Никита Артемьевич

вслушивался в полузабытый елкинский говорок, засыпал гостя вопросами и смеялся.

Красивая городская жена наблюдала за ними с улыбкой, открывая в муже что-то новое.

Разгорячившись вином и разговорами, дядя позвал племянника во двор, на перекладину.

Бывая в отпуске в Елкино и загорая на Шунде, Никита Артемьевич любил удивлять

ребятишек ходьбой на руках. Смолоду он занимался гирями и гимнастикой "В армии у меня

был закон, – рассказывал дядя, – куда бы ни шел, мимо перекладины просто так не проходи.

Хотя бы перелезь через нее".

Николай гордился дядей и еще с детства помнил его рассказы о многочисленных

драках с блатными волосатиками, которых он бил так, "что только гитара бренчала". И здесь

вокруг него сразу собрались ребятишки. На него, начавшего выделывать выкрутасы на

перекладине, стали с завистью оглядываться доминошники, устроившиеся под грибком.

– А ну-ка, теперь ты попробуй, – спрыгнув, сказал Никита Артемьевич.

– Пока воздержусь, – с улыбкой, признающей дядино превосходство, ответил

Николай.

Никита Артемьевич сделал еще три захода и, хлопнув племянника по плечу,

направился в подъезд. Николай был счастлив от этого хлопка.

– Будешь жить у меня, – сказал дядя перед сном, – до службы поучишься в ГПТУ на

электромонтера. После службы попробуешь поступить еще раз.

– Хорошо, – не задумываясь, согласился племянник с этой программой.

Учеба оказалась еще скучней, чем в школе. К тому же в школе был Игорек Крышин и

другие ребята. А со своими теперешними товарищами Бояркин никак не мог сойтись.

Большинству из них тоже надо было протянуть до армии. После занятий они