Мама и имена-фамилии — это вообще отдельная тема. Например, моего одноклассника Диму Кончакова она упорно звала Сережей Колпаковым, а одноклассницу Лену Теверовскую, ту вообще почему-то величала Таней Голубевой. И переучивать ее было делом безнадежным. Если разговор заходил об известных людях, например артистах, то в лучшем случае мама правильно произносила первую букву фамилии, а чаще и это была задача из непосильных. Самое интересное, что с течением времени я научился интуитивно разгадывать эти ее сложные шарады. Но если вдруг я делал вид, что не понимаю, о ком идет речь, мама начинала подозревать, что я над ней издеваюсь. Как она умудрялась при этом запоминать и легко произносить названия сложных химических формул типа циклопентанпергидрофенантрен, для меня всегда оставалось загадкой.

Тем временем пчелы перестали жужжать, бабочки порхать, солнце неумолимо клонилось к закату. От конфет уже тошнило, за весь день мы съели буханку, купленную в сельпо, запив колодезной водой.

Мы обошли пять или шесть сел. Лямки рюкзака натерли кровавые полосы на ключицах, а ведро с вечно звякающей крышкой довело меня до белого каления. На моих ногах уже не было живого места. Тысячу раз я собирался зашвырнуть ведро куда подальше за спиной у мамы, но, учитывая наличие в ведре гречки и риса, благоразумно воздерживался от этого шага, осознавая всю серьезность последствий.

Когда мы переходили по мосту через какую-то мелкую речушку, я остановился и вдруг неожиданно для себя сказал:

— Может, на станцию пойдем?

Мы плутали уже часов семь, если не больше.

На удивление мама не разразилась традиционной речью в том смысле, что какая еще может быть станция, когда мы приехали отдыхать, есть фрукты и набираться сил, и если б я ее не доводил, она давно бы вспомнила фамилию нашей Вали и даже адрес.

Нет, она остановилась, опустила сумку и чемодан. Посмотрела на меня растерянно и, можно сказать, виновато.

— Давай еще в одно село зайдем? Да и поездов, наверное, уже никаких нет, придется где-нибудь здесь на ночлег проситься. Должен же кто-нибудь нас пустить, за деньги?

— Давай зайдем! — легко согласился я. Мне вдруг стало очень жалко маму. — Вот смотри, впереди деревня какая-то.

Действительно, прямо по курсу виднелись хатки, розовые в закатном солнце. Поднажав, минут через десять мы дохромали до дома с табличкой «Правление».

Несмотря на вечер, внутри еще оставалось два человека: женщина в косынке, она сидела за столом, и мужик в пиджаке и кирзовых сапогах. Этот стоял рядом и, заложив пальцы за ремень, раскачивался с пятки на мысок, отчего его сапоги громко скрипели. Кроме Ленина, тут на стене висел еще портрет Карла Маркса.

В который раз мы втащили наши вещи, в который раз крышка ведра прогремела приветствие и в который раз, отвечая на вопрос, что нас сюда занесло, мама начала свой печальный рассказ, как нас обещали встретить, да не встретили, про Валю, техникум и практику в Москве.

И конечно, эти люди, как и все остальные, поинтересовались фамилией Вали.

И опять мама принялась за этот свой безнадежный пасьянс:

— Пакша, Гакша, Бакша, Макша, Лакша…

Лакша! За сегодня мама произнесла это впервые. И тут, как потом у меня иногда случалось в состоянии крайней усталости, я вдруг отчетливо увидел нашу квартиру, прихожую и табуретку, одиноко стоящую в углу. А на табуретке почтовый конверт. И на конверте, в графе «Обратный адрес», надпись синими чернилами: «Москва, Кирпичная ул., 8. Валентина Лахта». По возвращении из лагеря не успел я чемодан на пол поставить, как бросил взгляд на этот конверт. А ведь мне казалось, что ни одного слова я там прочитать не успел.

— Мама, — медленно сказал я, — а может быть, все-таки Лахта?

— Что? — раздраженно спросила мама. — Какая еще Лахта?

— Фамилия Вали нашей! — терпеливо начал объяснять я. — Не Макша, не Лакша, а Лахта!

— Лахта??? — переспросил мужик. — Так вы Валю Лахту шукаете?

Я кивнул.

Он вывел маму на крыльцо и указал на дом напротив:

— Дывитесь! От це хата!

Мы все-таки их нашли.

Когда в ответ на наш громкий и нервный стук наконец отворились ворота, первой, кого я увидел, была Валя. Она стояла, держала в руках какой-то тазик, видимо собираясь задать корм курам. Вся ее родня находилась там же, и все они уставились на нас. На их лицах читалось то же выражение, что у всех людей в многочисленных сельсоветах, что мы обошли за сегодняшний день. Казалось, еще немного — и кто-нибудь из них скажет:

— Слухаю вас, граждане, хто вы таки, що вам потрибно?

Первой молчание нарушила Валя. Она поставила свой тазик на седло мопеда и заголосила:

— Ой, ой, прыихалы! Мамо, тато, дывитися, це Татьяна Никитична!

Валин папа улыбнулся нам стальными коронками, мама золотыми.

— Татьяна Никитична, идите до хаты, «Четыре танкиста и собаку» бачить!

Валя сказала это так, будто мы уже виделись четверть часа назад, а сейчас случайно проходили мимо.

— Валя! Ну почему же вы нас не встретили! — начала мама, даже не укоризненно, а как бы немного извиняясь. — Мы весь день тут по такой жаре ходим, ищем!

Валя улыбнулась и махнула рукой:

— А що нас шукаты, тут вси знають, де Лахты живуть!

Мама заморгала и потупилась. Я засмеялся. Валя продолжила:

— Я сама хотила зустриты, потом батю попросыла, вин з кумом и поихав.

И уже в хате, пока грелся телевизор, Валя, лузгая семечки, весело рассказывала, как она уже было собиралась нас встречать, да дел оказалось много: белье постирать, двор вымести, кур покормить, поросенка. А тут батя как раз удачно к куму собрался, тот на грузовике работает. Вот Валя батю и попросила с кумом на грузовике заехать на станцию. А чтоб батя не перепутал ничего, Валя ему строго-настрого наказала: — Тато! Зустричаты потрибно маты з хлопчиком, и не просто, а тильки тих маты и хлопчика, яки будуть в джинсовых костюмах!

Дело в том, что в те пару дней, что мы водили Валю по музеям да магазинам, на нас с мамой действительно были джинсовые костюмы. И Валя так к этому привыкла, что не могла нас представить в чем-либо другом. Но надевать их в такую жару мы и не подумали, а потом, ну кто в дорогом-то едет?

Короче говоря, батя с кумом загнали грузовик под навес у станции и принялись ждать, как в засаде. Ждали-ждали, ждали-ждали, несколько поездов за это время проехало, всякий народ оттуда выходил, но никого в джинсовых костюмах так и не появилось, хоть ты тресни. Батя у Вали хоть и мало что в джинсовых костюмах понимает, зато кум не зря в Харькове работал, он в моде разбирается.

Да, вроде там была женщина с хлопчиком. Точно! Они еще стояли, головами крутили, с чемоданом, сумками и ведром, но чего их беспокоить, если Валя велела встретить только тех, кто будет в джинсовых костюмах, ну и так далее. В общем, батя с кумом через пару часов поняли, что не судьба, и поехали на базар пить холодный квас, а то уж больно день был жаркий.