с вами. Что ваша магия…

Я замолкаю, пытаясь вспомнить.

– Что вы не родились с ней, или что-то вроде того, так что она меньше значит.

– О боже, – говорит Фиона, встряхивая волосы. – Как это похоже на него. Даже в магии у него расизм. В следующий раз как бы он не достал рулетку и не принялся измерять ширину наших черепов.

– Он предложил мне присоединиться к ним.

– Господи Иисусе, мерзость какая, – морщится Фиона.

Лили смотрит на меня как на нечто прилипшее к ее ботинку, от чего ей хотелось бы побыстрее избавиться.

– А Нуале ты рассказала? – спрашивает Фиона.

– Да. И она предложила целую теорию. О том, что мы все части магического круговорота, цепи обмена магией.

Я пытаюсь вспомнить слова Нуалы.

– Но я не очень-то поняла. Ну ладно, – говорю я более бодрым тоном. – Сейчас нам пора на автобус.

Но атмосфера сгущается. Как будто бы раньше я шла нога в ногу с Фионой, а теперь сбилась с ритма. А Лили вообще осталась где-то далеко позади. Я вдруг ощущаю себя «третьей подружкой», которая постоянно держится в стороне. Как будто, рассказав об Аароне, я стала еще ближе к нему. Как будто его предложение присоединиться к «Детям» только подтвердило подозрения о том, что у нас с ним есть что-то общее.

Мэйв, ты и вправду дура.

Фиона роется в своей косметичке в поисках хайлайтера.

Нет, лучше проверить, действительно ли я настолько глупа.

– Только волосы сперва поправлю, – громко говорю я и включаю в розетку выпрямитель волос и жду, пока он нагреется, а потом захватываю им прядь, чтобы сделать изящный локон в стиле GHD[3].

Пока от моих волос исходит пар, я ищу свет Фионы. Теперь, после долгой практики, это дается мне легко. У меня даже получается одновременно орудовать выпрямителем.

«Хотелось бы, чтобы Мэйв не была такой ревнивой. Ты не можешь участвовать буквально в каждом разговоре. Иногда складывается такое впечатление, будто она думает, что мир перестает вращаться, когда ее нет рядом».

На глазах наворачиваются слезы.

– Все в порядке, Мэйв? – спрашивает она вслух, пересекаясь со мной взглядом в зеркале.

– Да, – шмыгаю я носом, отпуская выпрямитель. – Немного обожглась.

Я ищу свет Лили. Я не часто заглядываю ей в голову. Это какое-то неуютное место, полное воды, течений. Но я все равно погружаюсь в него. Цепляюсь за ее свет и вхожу.

«Она меня так достала».

Я роняю выпрямитель, иду в ванную и тихо плачу, как настоящая дурочка.

– Мэйв, – доносится голос папы снизу. – Могу подвезти вас с девочками до центра, если хотите.

– Спасибо, – слова едва не застревают у меня в горле.

Я ощущаю боль и бессилие. Вот что такое настоящая телепатия. Слышать обидные мысли о себе и даже не иметь возможности открыто разозлиться на людей, которые так подумали. Телепатия – это проблемы, на которые ты сама нарываешься и в которых тебе некому винить, кроме себя.

В машине я по большей части молчу. Папа спрашивает Фиону о ее планах на колледж. Моим родителям нравится Фиона. Она из тех подруг, которых обожают родители.

– Хочу обучаться театральному мастерству в дублинском Тринити-колледже, – отвечает она с энтузиазмом. – Там училась Рут Негга.

Фиона постоянно твердит про Тринити-колледж начиная с самого начала лета. По ее словам, это единственное место в Ирландии, где начинающему актеру «хоть что-то светит».

Я смотрю в окно, все еще расстроенная от подслушанных украдкой предательских мыслей Лили и Фионы. Папа иногда бросает на меня взгляд.

– Знаешь, Фиона, я тут недавно прочитал, что Киллиан Мерфи учился в Ирландском национальном университете в Корке. И неплохой из него вышел актер, правда? А Корк гораздо ближе, чем Дублин.

Фиона презрительно фыркает.

– Корк ненамного больше Килбега. А я устала от захолустья.

– Килбег считается настоящим городом, – вмешиваюсь я. – В нем даже есть свой кафедральный собор.

Меня раздражают эти ее рассуждения. Как будто она какая-то старлетка 1940-х, выросшая в глухом поселке, в котором были только почта и аптека. Да, я люблю ее, но такие слова выводят меня из себя. Я ерзаю в кресле, устраиваясь поудобнее, и больше ничего не говорю.

Почуяв смену настроения, Фиона продолжает:

– Да и Мэйв собирается поступать в Университетский колледж Дублина. Мы даже вместе хотим снимать квартиру, правда, Мэйв?

Это была фантазия, которой Фиона забавлялась какое-то время, а я ей не перечила. О том, что мы будем учиться и жить вместе, как будто я когда-нибудь наберу достаточно баллов, чтобы поступить в дублинский колледж. Или вообще в любой колледж. Во взгляде отца, с которым у нас пару недель назад состоялся «очень серьезный разговор» по поводу моей успеваемости, отражается скептицизм.

– Ну что ж, посмотрим, – говорит он. – А ты куда собираешься, Лили?

– В Голуэй, – отвечает она. – Я хочу переехать в Голуэй.

Я это слышу от нее впервые и поворачиваюсь.

– Ты хочешь переехать в Голуэй?

– Да, – холодно отвечает она.

– И что в Голуэе?

– Океан.

– А, ну да, – говорит папа. – Дитя природы.

– И поэтому ты ходишь на дополнительные занятия летом? Чтобы набрать баллы для Национального университета в Голуэе?

Я понимаю, что невежливо настолько грубо проявлять любопытство, но Ро и Фиона постоянно строили грандиозные планы, а о том, что Лили не собирается оставаться в Килбеге после школы, я слышу впервые.

– Да.

– Ну что ж, девочки, – говорит отец, останавливаясь. – Здесь наши дороги расходятся.

Мы все выходим из машины, благодарим папу и вместе идем по тротуару. Я не могу выкинуть из головы мысли о Голуэе. Мы пересекаем мост. Над рекой Бег висит небольшой туман. Лили оборачивается и смотрит на него тоскливо, как на старого любовника.

– Так на что ты надеешься, Лили? – спрашиваю я. – В смысле, по баллам.

Она отводит взгляд от реки.

– Баллов на четыреста.

– Четыреста, – повторяю я.

Мама подсчитала все мои ведомости и предсказала, что с такими средними оценками я едва наберу триста баллов. А я всегда училась чуть лучше Лили.

– Думаешь, у тебя получится?

Она ничего не говорит. Я по какой-то причине не могу заткнуться – меня охватывает волнение, подступает к горлу. Неужели к концу следующего года я единственная останусь в Килбеге?

– А ведь чтобы поступить в хороший университет, тебе нужно сдать ирландский, математику и один европейский язык, правда?

– Лили очень старается, – говорит Фифи с резкими нотками в голосе. Говорящими: «Да хватит уже, Мэйв». – Правда, Лили?

Мы все замолкаем. Слышен лишь стук наших подошв по мостовой. Но я не могу остановиться. Мне не хочется, чтобы Лили уезжала. Я хочу, чтобы она осталась и снова научилась любить меня. Чтобы она больше не думала про себя: «Она меня так достала».

– А