сделанный углем. На нем Бруно Федорович выглядел совсем молодым, был с усами, в косоворотке. На противоположной стене — портрет Марии Николаевны, по-видимому рисованный тем же художником.

— Ну вот и мы, — возвращаясь, проговорил Кирзнер. — Не очень соскучились? Вы уж нас извините.

— Пойдем, Леша, — сказал Новиков и стал прощаться.

Кирзнер и Мария Николаевна вышли проводить их на крыльцо. Когда приятели завернули за угол, Новиков спросил:

— Ну как? Понравился Бруно Федорович?

Алексей без колебания ответил:

— Понравился.

— Иначе и быть не могло. Ты знаешь, какой это человек? — горячо заговорил, матрос. — Тебе бы все рассказать, так вообще… Не видел я таких людей больше. Понял?

Алексей пожал плечами:

— Пока не знаю, почему ты о нем так говоришь, но Бруно Федорович мне понравился. Кто он такой?

— Он же сказал. Рабочий. На вагоностроительном заводе «Феникс» механиком работает. Раньше, в молодости, плавал кочегаром. Нашу жизнь знает как свою. Познакомишься поближе — узнаешь. «Аретуза» еще четыре дня в Риге будет стоять, а потом долго не увидимся. В Италию рейс. Понял?

Дойдя до Домского собора, друзья разошлись.

Алексей ничего не сказал Ивану Никандровичу о своем новом знакомстве. Чувствовал, что отец начнет расспрашивать, беспокоиться, а Кирзнер предупреждал, чтобы Алексей говорил меньше. Может быть, позже, когда сам будет знать больше, он и посвятит отца в свои дела.

6

В следующую среду Алексей один поехал к Кирзнеру и с тех пор не пропускал ни одной среды, ни одного занятия кружка. В нем учились рабочие рижских заводов. Люди серьезные, малоразговорчивые и решительные. Они знали, чего хотят, зачем пришли сюда, и ждали только сигнала, чтобы начать действовать. Кирзнер с гордостью называл их «наша боевая группа».

Вел занятия обычно Кирзнер, а иногда чернявый, очкастый человек в студенческой тужурке со споротыми петлицами. То, что узнавал там Алеша, было так ново, необычно и интересно, что он считал дни, оставшиеся до следующей среды. Мир представал перед ним по-иному. Каждое занятие было открытием.

Здесь Алексей впервые услышал о Марксе и его учении, глубже познакомился с трудами Ленина. Кирзнер постоянно давал ему книги, а потом спрашивал, все ли он понял, и если нужно — объяснял.

Теперь Алексей ясно представлял себе, в чем заключается смысл их собраний. Надо было подготовить людей, способных выполнять задания партии. Он завидовал тем, кто уже получал их. Алексей чувствовал всю справедливость того дела, которому отдавали себя эти люди, и хотя это было опасно, об опасности никто не думал.

В кружке часто появлялась «Искра». Она приходила в Ригу нелегальным путем из-за границы. Читали ее от слова до слова. Обсуждали статьи, спорили.

Как-то на одном занятии Кирзнер сказал:

— Рабочий класс и крестьянство представляют собой грозную силу. Если они объединятся и получат в руки оружие, то разве самодержавие сможет устоять? Никогда. Насильственное свержение царя и в конечном итоге — диктатура рабочего класса и крестьянства. Вот что надо.

Мы, члены РСДРП, прекрасно это понимаем. Но не все товарищи согласны с нами. Некоторые готовы удовлетвориться только частью этих требований, а остальное, мол, потом. Это в корне неверно. Ошибочно также поступает та часть латышских социал-демократов, которая не желает объединения всех национальных партий. Слишком силен федеральный принцип! Такое разъединение ослабляет нашу партию. Будущее докажет, что мы правы.

Сейчас в нашей организации уже много людей, хорошо подготовленных, вооруженных, преданных делу. Мы принимали в партию только таких, кто готов по первому зову вступить в борьбу, кто постоянно участвует в работе организации и подчиняется ее решениям. Эти люди — наш золотой фонд.

Кирзнер объявил, что следующее занятие будет не в среду, а через день, в пятницу. Есть чрезвычайное сообщение. Собрались все. Сидели заинтересованные, молча. Ждали, что скажет Бруно Федорович, но вскоре он появился вместе с высоким, незнакомым человеком с жестковатыми голубыми глазами. Черные гладкие волосы у него были зачесаны назад и спускались на воротник. На шее белел короткий рубец, оставшийся не то от операции, не то от удара чем-то острым.

— Прошу любить и жаловать. Василий Николаевич Шадрин, — сказал Кирзнер и уселся вместе со всеми к столу.

Шадрин окинул присутствующих быстрым взглядом и начал говорить. Голос у него оказался звонким и высоким.

— Вот что, товарищи. Я хочу рассказать вам о Втором съезде РСДРП, который проходил в Брюсселе. Вы, конечно, уже слышали о том, что там партия разделилась на большевиков и меньшевиков и Владимир Ильич ясно высказал свою точку зрения на многие важные вопросы. Мы должны твердо сказать: с кем мы? Кого поддерживаем?

Шадрин говорил обстоятельно. Заканчивая свой доклад, он сказал:

— В общем, на съезде победили большевики… Вы бы видели Владимира Ильича! Орел, настоящий орел, не знающий страха в бою и беспощадный к идейным противникам. Но это еще не конец борьбы. Надо ждать следующего съезда…

В этот вечер кружок не расходился долго. Шадрина не отпускали. Горячо спорили, задавали много вопросов. В конце концов единогласно приняли все ленинские позиции.

После рассказа Шадрина о съезде Алексей еще отчетливее понял, что не все просто и едино в партии. Есть свои разногласия, свои мнения, свои точки зрения, и надо твердо знать, чего ты хочешь сам. Он выбрал то, что считал правильным, — большевистский взгляд на революцию. Все остальное казалось ему расплывчатым, незавершенным. Ему хотелось оказаться в числе тех людей, о которых недавно говорил Кирзнер.

Он несколько раз просил его:

— Хочу работать. Когда же, Бруно Федорович?

Кирзнер улыбался:

— В свое время, Алеша.

7

В июне Алексей успешно закончил реальное и получил свидетельство. По этому поводу они с отцом пошли обедать в ресторанчик «Корсо». Иван Никандрович заказал все самые любимые Лешкины блюда, бутылку вина и на сладкое мороженое. Это был настоящий пир, так не похожий на обычные, более чем скромные трапезы в пансионе тетушки Парвиене.

— Ну так, — торжественно произнес Иван Никандрович, поднимая бокал. — Желаю тебе счастья, сын! Теперь ты взрослый. Я знаю, что ты выбрал море. Нелегкий труд. Но помни, где бы ты ни работал, каких бы штук ни выкидывала с тобой судьба, всегда оставайся настоящим человеком. Честным, правдивым, принципиальным. Это тебе мой завет. А кем ты будешь, в конце концов, это не так важно. Хотелось бы, конечно, чтобы жилось тебе полегче… Ну!

Они чокнулись и выпили. За обедом Иван Никандрович много шутил, вспоминал свои плавания. Рассказал смешную историю про штурмана, не знавшего английского языка. На все вопросы тот отвечал одним словом «йес». Однажды на судно приехал