— Понятно. Как ты там сестрёнка? Держишься? Может мне приехать? — голос Арсения был наполнен неподдельной тревогой и нежностью.

— Я не знаю Сень. Я пока никого не хочу видеть. Плохо мне Сень. Всё поверить не могу, что это происходит со мной.

— Я приеду. Ты не падай духом. Ты же у меня боец систер. Жди, я скоро приеду. Всё иди умывайся и хватит плакать. До встречи…

— До встречи, Сень…

Звонок и поддержка Арсения немного взбодрили Катю, и она пошла в ванную. Принимала душ, думая о брате. Сеньку призвали в армию сразу после института. Вернулся он оттуда с невестой. Погостили у родителей полгода, сыграли свадьбу, и Сенька отбыл на родину жены. Оксана была у матери единственной дочкой и очень за мать переживала. Вот с тех самых пор Арсений и жил во Владивостоке. Вначале трудился инженером на заводе, а сейчас открыл свою небольшую автомастерскую и растил дочку. Оксана работала заместителем главного бухгалтера на том же заводе, где раньше трудился Сенька и, само собой, вела бухгалтерию у мужа. Катя уже лет пять не видела брата и очень по нему скучала.

Она вытерлась пушистым полотенцем и подошла к зеркалу, — М-да, видок у меня ещё тот.

Выглядела женщина действительно не лучшим образом. В зеркале отражались искусанные губы, бледное лицо и потухшие измученные глаза.

Катя снова надела сарафан. Положила в сумочку купальник и вышла из номера.

Глава 3

В моих попытках справится с бедой,

Боль превратилась в вечную усталость.

Здесь нет тебя, меня и нас с тобой,

Здесь только мир, в котором я остался…

Автор неизвестен

Евгений сидел за столом, подперев голову, перед ним на столе стояла початая бутылка водки, и открытая банка рыбных консервов. Он протянул руку, взял бутылку и налил себе полную рюмку. Потом зачем-то понюхал содержимое и скривившись, залпом выпил. Поставил рюмку на стол и снова задумчиво уставился на бутылку.

Он был бос, в домашних штанах и майке алкоголичке, кудрявые волосы на голове торчали в разные стороны в живописном беспорядке. На лбу залегла скорбная морщинка, а на щеках темнела трёхдневная щетина.

Скрипнув, распахнулась дверь и на кухню вошла дородная высокая женщина в синем ситцевом платье и белой косынке, завязанной на голове сзади. Споткнувшись о пустую бутылку у порога, она недовольно поморщилась и произнесла грубым неприятным голосом, — Ты всё пьёшь? Давай завязывай с этим зятёк. Нам в семью алкаш не нужен. С Катькой же ты не пил! Чего ради сейчас водку глушишь?

— Радуюсь, не видите, что ли? Женюсь вот скоро… — проговорил Евгений тоскливым голосом.

— Ты давай, не хандри. Не каждому такой шанс выпадает старую жену на молодую девчонку поменять. Да и потом не я же её в твою постель укладывала. — женщина ехидно ухмыльнулась, — Сам затащил, что теперь не радуешься? Иль думал, тебе это с рук сойдёт?

— Что вы ещё от меня хотите Клавдия Абрамовна? На развод я подал, жене сказал. Всё, как вы и хотели. Что вам ещё от меня надо? — теперь в голосе мужчины послышалась злость.

— Кончай дурить, Ирке завтра на скрининг надо ехать. Отвези её. Да и пора бы уже привыкать вам друг к другу. А то, как не родные прямо. Всё же ребёнок будет у вас, — женщина стояла, подбоченившись и сверху вниз смотрела на Евгения.

— Хорошо, я отвезу её завтра, а сейчас оставьте меня одного. И прекратите сюда шляться. Прямо как проходной двор…

— Да больно-то ты мне нужОн, смотреть тут на твою пьяную рожу, — проговорила презрительно женщина. Потом взяла со стола бутылку и вылила её содержимое в раковину, — Чтоб завтра мне, как стёклышко был. Ей к одиннадцати назначили. Не опаздывай.

Она пошла к дверям, пнув по дороге пустую бутылку — Да, и приведи себя в порядок. Смотреть на тебя противно.

— Так не смотрите, — буркнул Евгений.

Хлопнула дверь и в доме снова стало тихо, лишь было слышно, как жужжит и бьётся об стекло, залетевшая с улицы муха.

И Женька вдруг подумал, что он тоже, как и эта муха, бьётся и не видит выхода из сложившейся ситуации. Ещё каких-то полгода назад, ему казалось, что он поймал птицу счастья за хвост. И был счастлив, строил планы, мечтал о чём-то. А теперь в его руках, разве что никому не нужные перья, от этой само́й жар-птицы.

Он встал, подобрал с пола пустые бутылки и сунул их в мусорное ведро. Вышел из кухни и пошёл в спальню. Лёг в постель, уткнувшись лицом в подушку. Подушка благоухала сиренью и свежестью, она пахла Катей. Он лежал и вспоминал, как слушал рыдания своей жены. Её вой, полный боли и отчаяния, такой тихий и безнадёжный стоял в его ушах и сейчас. Её слёзы рвали ему душу, он чувствовал себя последним мерзавцем, но, не мог подойти и утешить её.

Её, Катю, что поддерживала его в тяжёлую минуту, когда в цинковом гробу привезли брата. Ту, которая ухаживала за его слёгшей от горя матерью. Ту, что всё сделала, чтобы он смог пережить ещё и смерть мамы.

Катя рыдала за баней, не желая показывать ему, насколько сильно её ранило его предательство. Он вспоминал, как она прошла мимо и неестественно холодным и спокойным голосом ответила ему, — У меня всё нормально. Ты же сам сказал, что я сильная.

Да, она сильная, его гордая девочка. Она, конечно же, справится. Она со всем справится.

А вот как с этим справиться ему самому. Как не задохнуться в этом дерьме, в которое он попал по своей же вине. Как бы он хотел отмотать время назад, чтобы ничего этого не было, чтобы всё шло, как и прежде. Только это невозможно, как жаль, что невозможно. Евгений не понимал, как он умудрился сам всё испортить в своей жизни.

Он остался совсем один, в одночасье потерял всю семью. Дети и те теперь не хотят с ним общаться.

Аринка, вся в маму характером, такая же гордая и независимая. Данька, тот помягче будет несмотря на то, что парень. Но и Данька, хоть и вышел к нему, сказал, что жить с ним, он не будет, не хочет. А дочка, его гордость, его радость, всегда такая ласковая и нежная с ним, папина дочка — Аринка, категорически отказалась с ним общаться. Даже выслушать не захотела. Дети общаться не хотели, но его всё равно