Ветер на мгновение стихает, и в наступившей тишине становится ясно слышен плывущий над мертвым городом далекий голос:

— …беззаконие моё я знаю, и грех мой всегда предо мно-о-ою. Тебе, Единому, я согрешил и злое пред Тобою сотворил, — да будешь оправдан в словах Твоих и победишь, если вступят с Тобою в су-у-уд[8]…

— Как в церкви, — шепчет Эн и тут же начинает торопить своих спутников: — Пошли, пошли!

— С ума, наверное, кто-то сошел, — предполагает Ник.

— Да давайте сходим, глянем, чё там за движуха, блин? — азартно пританцовывая на месте, предлагает Хал. — А чё?

— Если на помощь не зовет, значит — нам там делать нечего, — веско режет Ник. — Пошли в Цирк, темнеет уже, а тут еще топать и топать. Хватит с нас на сегодня…

— Вон, Дом Кекина, видите? — Хал указывает на большое здание, выстроенное на углу улиц Горького и Галактионовской. — Там, блин, магазин был продуктовый. Айда, поглядим, может, чё осталось.

Ник недовольно кривит губы — больно уж место ходовое, наверняка люди уже побывали здесь, причем не раз.

— Какой красивый дом, — говорит Эн, разглядывая башенки и стрельчатые готические окна. — Был…

Некогда серое, теперь здание стало почти черным. Мрачный, загадочный дом возвышается над соседними постройками. Он и вправду похож не на жилой доходный дом, выстроенный на средства купца Кекина в начале двадцатого века, а на старинный замок, полный леденящих кровь тайн прошлого. Стекла в окнах полопались, осыпались, и кажется, что дом ослеп. Он похож на многоглазый каменный череп.

Двери в магазин приоткрыты. Внутри колышется густой мрак.

— Огонь надо, — деловито говорит Хал, вытащив из-за пазухи несколько свернутых бумажных листков. — Спички бар[9]?

— На. — Ник протягивает ему большой желтый коробок с надписью «Охотничьи».

Эти спички Бабай нашел в туристическом отделе ЦУМа. Их было много, несколько ящиков. Головку каждой спичинки покрывала защитная нитроцеллюлозная пленка, а сама спичка была пропитана нафталином — для защиты от влаги и горения даже на сильном ветру. Свою находку Бабай берег как зеницу ока, выдавая тем общинникам, которые выходили в город, всего по пять спичек.

— Только по мере необходимости! — говорил он при этом. — Жесткая экономия! Понятно?

Сейчас как раз и наступает эта самая необходимость. Хал входит в двери, чиркает спичкой о коробок — валит едкий сизый дым — и поджигает свернутую в жгут бумагу.

Мятущееся пламя выхватывает из темноты кучи мусора, битое стекло на полу, угол барной стойки, свисающие сверху провода.

— Это не магазин! — громко говорит Ник, проходя вперед. — Это кабак, что ли? В смысле — ресторан.

— Тьфу, блин! — раздосадовано восклицает Хал. — Точняк! Тут пивной ресторан был. Перепутал я. Ну чё, пошли отсюда?

Ник пожимает плечами:

— Пошли…

— Постойте, — останавливает их Эн. — Смотрите, плакат…

Хал поднимает свой импровизированный факел повыше, осветив на удивление хорошо сохранившийся лист глянцевой бумаги. Это постер к голливудскому фильму «Дракула»: лицо мужчины с длинными оскаленными клыками, летучая мышь на фоне полной Луны и лежащая навзничь блондинка в открытом платье.

И кровь. Ненастоящая, нарисованная кровь, стекающая по подбородку вампира.

Под плакатом уцелел небольшой столик, а на нем — высокий пивной бокал с логотипом известной пивоваренной компании.

— Как новый, — говорит Ник, берет бокал в руку и тот вдруг рассыпается мелким стеклянным крошевом.

— Карты. Пластиковые. — Хал, пошарив по столу, двумя пальцами берет белый прямоугольник.

— Не трогай! — кричит Эн. — Брось!

— Ты чё? — удивляется парень, выронив карту.

— Тут только пики! Девять пиковых карт! Это… Это к смерти! Я знаю.

— Ай, блин! — восклицает Хал — бумага догорает до пальцев.

Помещение ресторана погружается во тьму.

— Всё, пошли отсюда! — решительно объявляет Ник.

Ощупью они выбираются на улицу. Отойдя на несколько шагов, все, словно по команде, оборачиваются на мрачный дом — и видят нацарапанный на стене в двух шагах от двери круг и буквы «АК» внутри.

— Вроде раньше не было… — неуверенно бормочет Хал.

— Не заметили, наверное, — предполагает Ник.

— Как дела, добытчики? — скрипит вдруг за их спинами знакомый голос.

— Как вы нас напугали! — Эн первой поворачивается к стоящему посреди улицы мужчине.

Невысокий, весь какой-то помятый, с серым лицом, редкими волосами и маленькими бесцветными глазками, он сжимает в руках ржавые вилы. За плечами виднеется тощий вылинявший рюкзак.

Этот человек с неприметной фамилией Филатов часто появляется в Цирке, но где он живет и что делает — для всех общинников остается загадкой. Дружбы или хотя бы приятельства Филатов ни с кем не водит, промышляет в одиночку. Он обладает неприятным голосом и манерой во время разговора заглядывать в глаза собеседнику. Ник припоминает, как кто-то говорил, что серый человек шарит по пустым квартирам, собирая документы, золото и драгоценности.

Тревожить жилища мертвых — негласное табу среди общинников, и хотя прямых доказательств того, что Филатов мародерничает, ни у кого нет, Ник, Хал и Эн относятся к нему без приязни.

— Дела как сажа бела, — неохотно отвечает Ник.

— Мы тигра видели. И медведей, — как-то очень по-детски говорит Хал. Он почему-то всегда робеет перед Филатовым.

— Главное, чтобы не черта, — серьезно скрипит тот.

— Типун вам на язык, — злится Ник и указывает на круг с буквами. — Это вы написали?

— Что? А… Нет, не я.

— Тогда кто?

— Не знаю. Сейчас много всяких развелось… писателей. Ладно, ребятки… — Филатов взмахивает вилами. — Через Баумана не ходите, я там компанию веселую видел. Ломают двери Госбанка. Серьезные люди.

— А вилы вам зачем? — спрашивает Эн.

— Что? Так, нашел просто. Вроде крепкие еще, — Филатов со звоном пристукивает вилами об асфальт. — Может, пригодятся. Ну, счастливо!

Он резко поворачивается и исчезает в кустах на другой стороне улицы.

— Пошли и мы. — Ник еще раз бросает взгляд на загадочную надпись и решительно шагает прочь от Дома Кекина.

Хал и Эн устремляются за ним.

— По Дзержинского двинем, — предлагает татарин и добавляет: — Не люблю я этого хмыря, блин.

— Почему? — спрашивает Эн.