и не захотелось, – сказал Тимми, передавая ей бонг.

На Гавайях им было бы где остановиться, и Тимми скрепя сердце согласился заплатить за билеты, хотя всегда из принципа избегал летать на самолетах. Его бесила жадность, ведь как его деньги могли достаться сраным авиалиниям, когда их генеральные директора платили себе по десять миллионов в год. Ради поездки на Гавайи он сделал исключение, но с одним условием: по приземлении в Гонолулу его должен ждать пакет отменной дури. Это условие не обсуждалось. Тимми покроет расходы на траву, но кто-то должен будет ее купить. «Но проблемо», – ответил Кевин. Его шурин знал человечка.

В этом отношении – и только в этом – Кевин был человеком слова. Дурь была отменная, стоила каждого цента. Первая и единственная часть поездки, прошедшая по плану.

Выяснилось, что сестра Кевина жила в паршивом кондоминиуме с одной спальней. Кевину пришлось спать в гостиной на раскладном диванчике детского размера, а для Тимми на кухне надули матрас. Каждый день сестра и шурин уезжали на работу, а Кевин и Тимми оставались в ловушке квартиры. Чтобы добраться до пляжа или другого годного места, нужно было арендовать машину.

Именно тогда Тимми сделал ужасное открытие: Кевин прилетел на Гавайи с тридцатью долларами в кармане. Если они собирались арендовать машину, поесть в ресторане или вообще заняться хоть чем-то помимо сидения в квартире сестры, платить за это должен был Тимми. И это не было случайностью. Кевин именно так все и спланировал.

«Ну и ладно, – подумал Тимми. – Значит, я буду весь, мать его, день сидеть на диване, смотреть телик и курить свою траву». И все две недели он именно этим и занимался.

А когда терпение кончилось, он на попутке доехал по загруженному шоссе до стейкхауса, единственного места, расположенного более-менее в пешей доступности. Он сидел в баре, нянча кружку пива, и таращился в метеорологический канал – Бостон был погребен под снегом.

Единственным местом, которое он хотел бы увидеть, был Перл-Харбор. Но чтобы попасть туда, им нужно было долететь до Оаху, а это еще два билета, за которые ему пришлось бы заплатить. На этом другой человек бы сдался, купил билеты, арендовал машину и увидел-таки Перл-Харбор, но Тимми не изменял себе.

Он остался сидеть в квартире сестры и курил свою траву.

ИСТОРИЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ, ТИММИ ПОТЯНУЛСЯ ЗА ПУЛЬТОМ. Он пропустил музыкальные клипы, магазин на диване, мультяшную собаку, говорящую по-испански. На «Эн-И-Си-Эн» крутили запись пресс-конференции в Палате представителей. Внизу экрана ползла бегущая строка: генпрокурор высказался против использования марихуаны в медицинских целях.

– Как думаешь, пропустят? – спросила Клаудия.

Это было еще одно их общее занятие: обсуждать, что шло по телевизору.

– Не, никогда, – ответил Тимми.

Диван засасывал ее, как зыбучие пески.

Строка бежала дальше: По результатам референдума Массачусетс может стать третьим штатом, легализовавшим использование марихуаны. В Колорадо и Вашингтоне подобный закон был принят в 2012 году.

– Колорадо, – произнес Тимми.

Эти четыре слога как будто щелкнули переключателем у него в голове. Как часто бывало, он принялся рассказывать ей то, что уже упоминал прежде. Прошлым летом он ездил в Денвер на свадьбу приятеля и был поражен количеству магазинчиков с дурью на каждом углу, отмеченных зеленым неоновым крестом. Он наугад выбрал один и зашел.

Давным-давно, во времена мимолетного брака Клаудии, родители ее мужа ездили в Китай. По возвращении они устроили вечеринку в честь самих себя, которая включала показ часовой фотопрезентации с комментариями свекрови, которая пребывала в таком щенячьем восторге от Великой стены, что никак не могла заткнуться.

Тот магазинчик с дурью в Денвере был Великой стеной Тимми.

Он описывал интерьер, трековое освещение, голый кирпич и светлые деревянные полы в трансе обдолбанного изумления. Товар был выставлен в стеклянных банках, подсвеченных, как скульптуры в галерее. Тимми насчитал сорок видов: от ширпотреба до редких дорогущих соцветий. Там были пузырьки с конопляным маслом, полки, заставленные кальянами и замысловатыми бонгами, за стеклом стояли дорогие светодиодные ингаляторы. В магазинчике был полный ассортимент съедобных продуктов: не только конфетки, а еще кукурузные чипсы, гранола, замороженная пицца – все с четкой маркировкой с указанием содержания тетрогидроканнабиола на порцию. Достойный продуктового магазина выбор готовой еды, сулящей кайф.

– Буйство капитализма, – сказал он, адресуя последние слова ее вопросу. – Маленькому человеку с таким не потягаться.

Он взял пульт и принялся переключать каналы. Наконец он остановился на передаче об автомобилях – ее они обычно и смотрели. Этот выпуск был посвящен американским маркам шестидесятых: «Фэлкон», «Тандерберд» – эре великих крылатых существ[7]. Минут через десять – а может и через час – раздался звонок в дверь.

У Тимми это было обычным делом: разношерстные чуваки шли непрерывным потоком. Он вышел в коридор и вернулся с покупателем – тощим мужичком с седеющими волосами и бросающимся в глаза пятном священного пепла на лбу.

– Клаудия, Пипка, – сказал Тимми. – Пипка, Клаудия.

Пипка присел на свободный край дивана. «Энтони», – сказал он.

Тимми проигнорировал поправку.

– Пипка, приятель, у тебя что-то на лбу.

– Сегодня же Пепельная среда.

– Ты не собираешься это смыть?

Клаудия обрадовалась, что он спросил. Этот вопрос годами не давал ей покоя, с самого переезда в Бостон. Сколько католику было положено ходить с грязным лбом? Час? Целый день?

– Нельзя. – Пипка быстро моргнул, сначала левым глазом, потом правым. Клаудии показалось, что она уже где-то его видела, что было в каком-то смысле логично. Если он выкуривал по косяку в день, как она, пакета ему хватало на три недели. У них совпадали курительные циклы. Как месячные у соседок.

– Надо идти, – сказала она, выкарабкиваясь из дивана.

Тимми проводил ее в коридор.

– Погоди, хочу кое-что тебе показать. Тут за углом.

Температура снаружи упала. Клаудия плотнее закуталась в пальто, а Тимми в своих слоеных футболках, казалось, совершенно не чувствовал холода. Пока она шла рядом с ним, ей в глаза отчетливо бросилась его громадность, – он был на голову выше ее и почти вдвое тяжелее. Обычно она этого не замечала: на диване перед телевизором они были плюс-минус одного размера.

Когда они завернули за угол, она увидела припаркованную на другой стороне улицы машину – заботливо отреставрированный темно-зеленый «Плимут Барракуда» начала семидесятых.

– Ух ты. – Она перешла дорогу, чтобы разглядеть повнимательнее. – Это какой, семьдесят первый?

– Семьдесят второй, – ответил Тимми.

– Точно, передние фары же. Зачем-то вернулись к одинарным. – Она заглянула внутрь сквозь пассажирское окно. Гладкие кожаные сиденья блестели. Приборная панель представляла собой чудо футуризма середины прошлого века: все приборы и датчики поблескивали хромом.

– Только что забрал из мастерской, – сказал Тимми. – Краска свеженькая. Мне надо отогнать ее в гараж к