фронт, девушка пробирается сквозь толпу, чтобы поцеловать его, но толпа разделяет их. Наконец девушка замечает юношу, но он уже марширует в строю красноармейской роты, поющей боевую песню. Он идет в бой, девушка заливается слезами. Кто оставит поцелуй на устах парня: смерть или девушка?

Зрители расходятся в молчании. Сравнивают собственные переживания с переживаниями героев фильма.

Землянка, где мы жили, была большая, как гостиная. До половины заглублена в землю. У входа четыре ступеньки. Потолок из старательно очищенных от коры сосновых стволов, присыпанных сверху землей и листьями. Внутри никаких излишеств. С левой стороны пирамиды для оружия, над ними полки для котелков. С правой — длинный земляной выступ, застеленный листьями и мхом, прикрытый плащ-палатками. На нем мы спали. И это все. И тем не менее нам здесь было хорошо, мы чувствовали себя одной семьей.

Здоровый лесной воздух, регулярное, хотя и не отличающееся разнообразием питание, физзарядка, спортивные соревнования, военная подготовка способствовали тому, что все мы обрели хорошую физическую форму, все как-то подравнялись.

Наш взвод не нес дивизионной караульной службы: «глаза и уши» должны были учиться. Мы выставляли только ночной пост у собственной землянки.

Однажды мне пришлось стоять в ночном карауле: старший сержант дал наряд вне очереди за то, что я не попал бутылкой с зажигательной смесью в катящуюся бочку, изображающую танк. Об этом факте было сообщено в приказе, что окончательно вывело командира из себя, так как это влияло на показатели в соревновании между обучающимися подразделениями. Я прекрасно его понимал и не хотел, чтобы так получилось, но что делать? Когда я замахнулся, то ударил винтовкой по каске, и эта негодница съехала мне на глаза. Я объяснял, что каска мне велика, — не помогло.

Случайно я услышал, как старший сержант в разговоре с командиром взвода ругал меня на чем свет стоит. Этот мягкосердечный, говорящий почти гражданским языком человек!

— А я ему новую гимнастерку у портного, брюки справил, винтовку с темным прикладом выдал, — кипятился он перед командиром, — а он, сукин сын, такой ерундой в бочку попасть не мог! А если бы это действительно был танк, что тогда?

— Танк больше, может быть, и попал бы, — защищал меня командир.

— «Может быть»!. Для солдата таких слов существовать не должно! Наш солдат, гражданин поручник…

— Делайте как хотите, я умываю руки, — подобно Пилату, ответил поручник.

В эту минуту я ненавидел их обоих: еще не так давно я под стол пешком ходил, а тут такие требования!

Итак, я отбывал свой наряд (обычно на посту стояли по два часа, для меня время не определили, подразумевая, вероятно, что я буду стоять всю ночь, к счастью короткую), вслушивался в ночную жизнь леса, исполняющего свою вечную песню, в которую вносили разнообразие ближние и дальние окрики: «Стой! Кто идет?», «Стой! Пароль…». С течением времени крики часовых сменились басовитым воем перегруженных транспортных самолетов, летящих на большой высоте. Луна решила поиграть со мной, то показывая свое круглое, улыбающееся лицо, то снова через мгновение скрываясь за тучами. Эта игра в прятки притупила мою бдительность.

Я героически боролся со сном, но, видно, не особенно успешно, так как перед моим взором возникло сначала лицо отца, а затем приходского ксендза.

Я прислонился к дереву. А что, если присесть? Ведь ничего страшного не случится: всюду столько часовых… Сонные голоса опять выкрикивают: «Стой! Кто идет? Стой…» Думаю о капрале Пудло. Смешной этот Пудло! Когда он не знает, как называется какая-нибудь часть боевой техники, то говорит, что это «причиндальчик». Стереотруба для него один большой «причиндал». Недавно Пудло уговорил меня, чтобы я пошел к Тарнавскому и сказал по-русски: «Я не могу смотреть вам прямо в глаза». Я пошел и сказал. «Тогда посмотри мне в задницу», — ответил Тарнавский, и вместе с Пудло они разразились смехом, довольные своей шуткой.

Интересно, который теперь час? А может, уже утро? Надо бы разбудить смену, но ведь никого не назначили… А может, все-таки?.. Да, Тычиньского, лучше всего Тычиньского, он такой отзывчивый, или Лося, это хороший парень, или…

— Почему часовой спит? Оружие украдут!

— Я не сплю, гражданин сержант! — вскакивая на ноги, выпаливаю я.

— Помолчали бы уж! Даже не знаете, с кем разговариваете.

— Так точно, гражданин майор!

«Езус Мария! Командир дивизиона! Мне конец. Что я наделал?! Ну и достанется мне теперь! Может и под суд отдать», — болезненно промелькнуло в голове. Сердце мое бешено заколотилось, я был не в состоянии вымолвить ни слова.

— Давно заступили в караул? Ну говорите же!

— Так точно, гражданин майор!

— Что «так точно»?

— Давно, гражданин майор.

В землянке кто-то захрапел, а затем раздалось сонное бормотание. Перед моим взором возник старший сержант, как живой, во всей красе, со своей доброжелательной улыбкой и умным взглядом…

— То есть… час назад, гражданин майор, — решил выручить я старшего сержанта.

— Разведчик?

— Так точно!

— Так вот, разведчику на посту спать нельзя. Поняли? Если будете спать, пострадают оружие и люди. Слышите, как похрапывают? А это хорошие люди, жалко их. Понятно? Вот и надо их охранять. Запомните, чтобы это было в первый и последний раз.

— Так точно, в последний, гражданин майор! — Я окончательно проснулся и ощутил прилив новых сил.

Командир дивизиона и сопровождающий его дежурный офицер растворились в темноте. Опасность, кажется, миновала. В направлении, куда они удалились, один за другим раздавались окрики бодрствующих часовых. Лес ожил.

Я ходил вокруг землянки и размышлял о своем проступке. Я должен исправить допущенную ошибку, поэтому не буду будить смену и останусь на посту до подъема. Спите, ребята, спите спокойно, я бодрствую.

Вдруг что-то зашуршало в лесу. Я отступил в тень. Сердце учащенно забилось. Может, мне показалось? Нет, явственно слышится хруст сухих веток — кто-то крадется. Все ближе, я уже вижу его… это старший сержант. Возвращается от плятерувен, я знаю, что он туда ходит.

— Стой! — крикнул я во весь голос и вскинул карабин.

Он остановился.

— Новицкий, это я, старший сержант, — отозвался он шепотом, желая избежать шума.

— Старший сержант спит, — решительно возразил я.

— Не будь дураком, это я…

— Стой, стрелять буду! — заорал я.

— Тише там, черт возьми! — раздалось из землянки.

— Стою. И что дальше? — Старшина начал насмехаться надо мной.

Я мог бы спросить пароль, но сам его не знал, так как еще не принял присяги и официально караульную службу нести не мог.

— Могу сказать тебе пароль. — Старшина, подсказав мне разрешение этой не совсем приятной для меня проблемы, снова сделал пару шагов вперед.

Что делать? Что делать? Я лихорадочно искал выход из