Таверна встретила шумом, в ней почти не оказалось свободных мест. Видимо, она была на хорошем счету, что радовало. Огорчало другое. Цены здесь очень кусались.

За две серебряные монетки мы смогли купить небольшой кусок сыра (не первой свежести), суп и ломоть черного хлеба. На этот раз уже знакомая похлебка была намного вкуснее и сытнее, в ней к тому же нашелся небольшой кусочек мяса. Я никогда не была «обжоркой», поэтому этой пищи мне вполне хватило, чтобы утолить голод. Хлеб я припрятала в карман плаща «про запас».

Очередной день нашего скитания по Парижу перевалил уже за середину.

– Ешь, Роки! Ешь, малыш! – угощала я четверолапого дружка. Тот уплетал за обе щеки сыр и, по-моему, испытывал чувства очень схожие с моими собственными. Роднее крысенка у меня тут никого не было. Деньги у нас закончились. Куда идти дальше?

За три дня пребывания в Париже, он мне чертовски надоел. Но путь домой был пока закрыт. Во всяком случае, эксперимент с местным чесноком не увенчался успехом.

Нагловатого вида паренек, сидевший за столом возле окна время от времени бросал в нашу сторону хищный взгляд.

Мне стало слишком неловко от его внимания и, не дождавшись, пока Роки доест свой обед, я подхватила его и спрятала в рукав вместе с сыром. Затем набросила капюшон и спешно покинула сие заведение. Чтобы скрыться от преследования, сделала необдуманную вещь: спонтанно схватилась рукой за проезжающую мимо повозку и, запрыгнув на облучок, примостилась там, еле удерживая равновесие. На повороте спрыгнула и побежала со всех ног, насколько могла (башмаки затрудняли движение, все время норовили соскользнуть и оставить меня разутой), в очередной раз не разбирая дороги. Если бы еще знать куда бежать и где прятаться…

Я вышла к реке. Не зная названия, решила, что это должно быть Сена, единственная река, которую помнила из той же школьной истории, протекающая во Франции.

Неспешно прогуливаясь у берега, я немного успокоилась. Есть река, значит, в ней должна быть и рыба. Быть может, смогу прокормиться, став рыбачкой?

Эта мысль мне понравилась. Почему бы и нет? Можно устроиться на первых порах в рыбацкую деревеньку помощницей, сети вязать или что там еще вяжут…

Я улыбнулась своим мыслям, села на большой валун, сняла башмаки и опустила ноги в теплую воду. Река играла со мной. Ласково перекатывалась под ступнями, словно большой дракон или змей чесался зубчатой спиной. Ноги отдыхали от скитаний, душа с надеждой вглядывалась в будущее. Роки сидел в моих руках и с некоторой опаской смотрел на воду. В таком количестве он её еще не видел. Но доверяя мне, не стремился сбежать или спрятаться. Как бы хотелось иметь хоть немножко его уверенности…

Страх время от времени вылезал наружу, но я упорно заталкивала его назад. Не привыкла паниковать. Есть обстоятельства и нужно их принять, к тому же постараться сделать свою жизнь достойной. Не смотря на то, что этот мир так сильно отличался от того, в котором мне довелось жить раньше, я не собиралась попирать вложенные в меня с детства постулаты честной жизни. Оставаться человеком нужно в любых ситуациях, а моя была не самой худшей, уж это я знала наверняка.

Люк Фаре сегодня слишком много пил, пытаясь утопить в вине свое одиночество, как уже случалось не единожды. Когда-то капитан военного судна, затем, знатный вельможа, теперь же – бродяга без рода и племени.

Он никогда не был женат. Хотя женщины не обделяли его своим вниманием, но не влюблялся Люк ни разу. Любовь для него казалась сказкой, в которую его сердцу путь был почему-то закрыт. Возможно, к лучшему. Как знать, быть может, это спасло его от разочарования неразделенного чувства. А так он оставался счастливым и независимым, правда, до тех пор, пока старость не подкралась незаметно, и девушки не стали давать ему отворот поворот. Тогда единственной его верной дамой стало – Одиночество. Но и её он не любил.

Всегда один, всегда все решал сам и почти был доволен тем, что никто не лезет в душу, не мешает жить, как ему вздумается. Свобода от обязательств, свобода от себя самого. Жаль – нельзя убежать, скрыться от правды, а она в том, что он никому не нужен. Даже стакан воды, случись ему заболеть – подать некому.

Редко он думал об этом раньше, а сейчас иногда накатывало и заставляло трезво смотреть на действительность, от которой он всякий раз стремился спрятаться в вине. Иногда это получалось, иногда – нет. Выть на луну и хотел бы, но не мог. Хриплый стон иногда слетал с его губ, разрывал болью грудь, но не приносил облегчения, лишь погружал в еще большую тоску.

Фаре жил тем, что рыбачил, продавал улов, да еще собирал старые вещи и, имея от природы дар – собственными руками мастерить безделицы, продавал на рынке свои поделки из кожи, дерева, ткани, которым давал новую жизнь. На пропитание хватало, он не жаловался на судьбу, сам выбрал свой путь. Но иногда так хотелось тепла и понимания… так хотелось!

Сидя в своей лачуге, которую отстроил сам на берегу Сены, он все время вспоминал нечаянную встречу.

Сегодня он столкнулся с удивительной девушкой, почти девочкой, глаза которой были заполнены такой тоской, что ему стало на миг не по себе. Люк, хотел остановить её, но не посмел… Теперь жалел об этом и не мог выбросить её облик из памяти. Тот взгляд, словно у беспомощного котенка, затронул глубоко спрятанные от всех струны его души.

Разменяв шестой десяток, Люк впервые пожалел, о том, что не обзавелся женой и детьми. Что-то было в этой девушке такого, отчего его сердце сжалось в сочувствии. Захотелось оградить незнакомку от всех бед жестокого мира, спрятать, укрывая от напастей в своих руках.

Он не понимал себя. С ним такое случилось впервые и чувства ранее неведомые, теперь пытались вырваться наружу, а Люк старался их залить вином. Вдоволь упившись дешевой кислятиной, Фаре не почувствовал облегчения. Пошатываясь, распахнул пинком дверь и почти вывалился из лачуги на пустынный берег. Потряс белой ватой волос, глубоко вдохнул ночной воздух, закашлялся, согнувшись вдвое. Раскачиваясь, словно камыш на ветру, сделал над собой усилие – выпрямился. В затуманенной голове – берег плыл размытыми пятнами. Люк шел, петляя, загребая ногами песок, прохлада забиралась под его рваную грязную рубаху, надувая её как парус.

Раскинув руки в стороны, он упал навзничь, уставившись пустым безучастным взглядом в небо. Жизнь почти не имела смысла. Люк Фаре просто существовал – без эмоций, желаний – изо дня в день, проигрывая один и тот же сценарий на протяжении уже довольно длительного времени. Вино – не веселило, лишь оставляло горький осадок на весь следующий день, женщины не вешались на него, как прежде, а смысл существования больше не тревожил душу…

Солнце застало его там же – на берегу. Пробежало теплыми лучами по лицу, потрепало волосы – пробуждая к новому дню.

Люк поморщился, нехотя сел, вдохнул, отмахнулся от назойливого ветерка, забирающегося под одежду. Морщась, оглядел утренний берег. Взгляд упал на край ткани, высовывающейся из-под его лодки. Пошатываясь, Фаре подошел, приподнял ветхую, залатанную местами посудину и обомлел: она, его незнакомка, свернувшись калачиком, подложив одну руку под щеку, сладко спала, улыбаясь своим снам. Его сердце тревожно защемило и гулко забилось внутри.