Роман в ужасе захлопнул окно и, выпучив глаза, рухнул на диван.

Придя в себя, он позвонил Леве.

Услышав эту душещипательную историю, Шапиро заржал, как лошадь, и сказал, что Роман не первый и не последний, кто оказывается в такой ситуации. Это было и с Макаревичем, и с Антоновым, и даже Леонтьев, несмотря на то что у него, по слухам, совсем другая ориентация, не избежал многочисленных покушений со стороны глупых самок, наивно рассчитывавших на толстый кошелек популярного артиста.

В общем, Роман был нормальной звездой, и справедливости ради следует отметить, что его это совершенно не испортило.

Поставив машину напротив конторы Левы Шапиро, Роман подошел к подъезду с металлической дверью, покрытой дорогим финским лаком цвета темного золота, и нажал на кнопку связи с охраной. Через несколько секунд замок щелкнул, и, толкнув тяжелую дверь, Роман вошел в небольшой прохладный вестибюль.

— Привет артистам!

Охранник с мятыми ушами и проваленным носом, сидевший в кресле перед маленьким телевизором, поднял руку в приветственном брежневском жесте, и Роман отсалютовал ему в ответ.

— Как служба? — спросил Роман, проходя к лестнице, покрытой багряной ковровой дорожкой.

— Ништяк, — ответил охранник, — наши выигрывают!

— Да ну! — удивился Роман и поставил ногу на первую ступеньку. — А во что выигрывают-то?

— В футбол. «Зенит» против «Тигров Сыктывкара». Пять — один.

— Ага… — Роман усмехнулся. — Это серьезно.

— Ну! Во, смотри, снова чуть не забили! Наши с этими тиграми разберутся, как два пальца…

— Два пальца в рот — это победа! — провозгласил Роман и стал подниматься на второй этаж, где находился офис Шапиро.

Лев Самуилович Шапиро сидел за огромным столом и курил тонкую черную сигарку. Справа от него сидел спонсор проекта Александр Каценеленбоген, а слева — режиссер Леонид Край.

Пожав всем руки, Роман уселся напротив Шапиро и сказал:

— Ну вот, я приехал. Таки что ты от меня хочешь?

— Таки я хочу, чтобы ты ознакомился с контрактом и подписал его.

Шапиро перекинул через стол толстую папку, и Роман, с тоской поглядев на нее, сказал:

— Слушай, Лева, иди ты в жопу! Ты хочешь, чтобы я читал этот талмуд? Я забыл буквы. У меня куриная слепота. Я вообще неграмотный. Давай я поставлю крестик где надо, и все.

— Но ты же должен знать, что в контракте!

— Это ты должен знать, а я простой артист. Песни пою. И вникать в эту вашу канцелярско-бюрократическую паранойю не намерен.

— А если я подсуну тебе на подпись контракт, по которому ты станешь моим рабом до скончания твоего, дай тебе бог долгой жизни, века?

— А тогда я скажу своим поклонникам, что мой директор Шапиро — чувствуешь, как звучит эта фамилия? — обманывает меня, а по ночам пьет кровь христианских младенцев. И что будет дальше — представляешь?

— Вот сволочь! — Шапиро засмеялся и посмотрел на Каценеленбогена. — И как с таким работать? Но ведь талантлив, подлец! И народ его любит.

Он посмотрел на папку и сказал:

— Ладно. Можешь не читать. Можешь поверить старому Шапиро.

— Старому? — Роман поднял брови. — Тебе ведь еще и сорока нет.

— Но какие это годы! — Шапиро всплеснул руками. — Год за три! Даже за четыре!

— Ладно, старикашечка, давай ручку. Где тут нужно расписаться?

— Вот здесь и здесь, — Шапиро открыл папку на последних страницах и подсунул ее Роману, — и еще здесь.

Роман поставил три неразборчивые закорючки и бросил ручку на стол.

— Вот так люди попадают в рабство, — вздохнул он. — Между прочим, сколько мне там причитается по этой бумаге?

— А ты бы сам почитал, — усмехнулся Шапиро, — три рубля пятьдесят копеек.

— Сказал — читать не умею! Говори давай!

— А причитается тебе… — Шапиро закатил глаза к потолку. — Сорок пять тысяч убитых енотов.

— Убитых евреев, — поправил его Роман.

— Я же говорил, что он антисемит, — Шапиро развел руками, — а вы не верили.

Леонид Край улыбнулся и сказал:

— Знаем мы таких антисемитов. А потом выясняется, что у него дедушка из Бердичева и фамилия его была Циферблат.

— Мы из Рюриковичей, — Роман задрал нос, — и попрошу!

— Ладно, славянин, — сказал Шапиро, — слушай дальше. Значит, — сорок пять тысяч долларов за запись альбома, за концерт в «Крестах» и за твои права на видеоматериалы с этого концерта. Ты отдаешь их мне. И еще проценты с продажи дисков. Напомню — два диска в одной коробке. Аудио — «Крестный сын» и видео — «Чистое небо над зоной». Твоих тут одиннадцать процентов.

— А сколько коробок? — поинтересовался Роман.

— Два миллиона.

— Это сколько же будет? — Роман нахмурил лоб. — Два миллиона… А диски по… Ну его к черту! Сам посчитаешь. Мне только этой бухгалтерии и не хватает для полного счастья! Потом дашь мне сколько причитается, и все дела.

Каценеленбоген всплеснул короткими ручками и воскликнул:

— Лев, ну как вы можете быть недовольным таким партнером? Это же золото, а не партнер! Видите, он полностью вам доверяет! А это нужно ценить.

— А главное, — Шапиро снова мечтательно закатил глаза, — какой простор для злоупотреблений и для обмана… Сказка!

Край усмехнулся и посмотрел на Романа:

— Здорово у вас тут все… Мне бы такого директора.

— Вот уж нет, — Роман погрозил ему пальцем, — не отдам. А если захочет уйти — так я его закажу.

Он посмотрел на Шапиро и грозно произнес:

— Если ты вздумаешь меня бросить — так не доставайся же ты никому! Твой жирный и холодный труп найдут в Обводном.

— Строг, — засмеялся Каценеленбоген, — но справедлив!

— Ладно, — сказал Шапиро и чинно сложил руки перед собой, — посмеялись, и хорош. Пусть теперь господин режиссер подробно изложит нам концепцию своего высокохудожественного видения.

Он повернулся к Краю, и тот, откашлявшись, произнес:

— Ну что же… Изложить можно. Я даже принес кое-какие заготовки по части видео, — он достал из портфеля коробку с лазерными дисками. — А как тут у вас насчет пива?

— Насчет пива у нас все в порядке, — ответил Шапиро и нажал кнопку на селекторе. — Валюша, принеси-ка нам пивка!

* * *

Роман не видел Саню Боровика уже почти целый месяц.

И поэтому, выйдя из офиса Левы Шапиро, он сначала зажмурился, ослепленный ярким солнцем после полумрака прохладного офиса, а потом сел в машину и поехал на улицу Шпалерную, бывшую Воинова, где в невзрачном доме с глухими воротами, выкрашенными в грязно-серый цвет, располагался самый особый и страшный отдел УБОП.