— Спокойно, Пальма, спокойно…

Генерал Туркул потрепал свою любимицу по холке и тут же отнял руку. Тигровый бульдог глянул на него умными понимающими глазами и застыл. Собака крепко привязалась к Антону Васильевичу, что выкормил ее щенком, и совершенно не боялась стрельбы и взрывов, всегда сопровождая своего хозяина даже в самое горячее пекло.

— Это ведь наш звездный час, милая, — тихо промолвил генерал и резким движением бросил ладонь к козырьку фуражки, приветствуя проходивших мимо него солдат. Собака, словно почувствовав значимость и торжество момента, застыла столбиком рядом.

Об этом генерал мечтал почти три года, и вот в первый освобожденный от румын город вошла его дивизия. Причем, проводя этот импровизированный парад, ясно показывавший жителям, что русская армия теперь не та разложившаяся толпа, бесчинствовавшая здесь в последние смутные дни 1917 года.

Только ради этого стоило жить и воевать…

На просторной улице, что протянулась чуть ли не через весь город, освещенной заревом пожара нескольких горящих зданий, вокруг которых копошились добровольные пожарные в окружении многочисленных обывателей, уже успокоившихся от пережитого страха, размашистым шагом проходили густые колонны стрелков его дивизии, над головами которых тускло отсвечивали жала граненых штыков.

— Шли дроздовцы мерным шагом,

Враг под натиском бежал,

Под трехцветным русским флагом,

Славу полк свою стяжал.

Впереди колонны, осененной боевым знаменем дивизии, чеканя шаг, шел молодой полковник, пустой рукав гимнастерки которого был пристегнут булавкой.

Владимир Владимирович Манштейн потерял руку в бою, но остался в строю, пройдя все ступени, от командира роты до командира полка, которым храбро и умело руководил. А неделю назад стал и помощником комдива, причем Туркул два дня назад сам направил военному министру представление на генеральский чин.

— Этих дней не смолкнет слава,

Не померкнет никогда,

Офицерские заставы,

Занимали города.

За спиной Туркула всхлипнул старик в потрепанной шинели, прижав платок к повлажневшим глазам. Он был живой легендой дивизии, и тем торжественней была эта минута.

Владимир Карлович Манштейн получил пустые двухпросветные погоны еще в то время, когда его сын был кадетом. По дряхлости в мировой войне не участвовал, но в гражданскую добровольно встал рядом с сыном, взвалив на себя хозяйственную службу в тех подразделениях и частях, которыми командовал Манштейн-младший.

Редкостной честности человек и с обостренным чувством чести, отец показывал всем офицерам дивизии образцы мужества и дисциплинированности, первым вставая перед собственным сыном. И ни разу прилюдно не показывал истинных отцовских чувств, хотя все знали, что Манштейны друг в друге души не чают.

— И останутся как в сказке,

Как манящие огни…

Дроздовцы торопились вперед, туда, где ночное небо расцвечивалось огненными сполохами и откуда доносилась еле слышимая, но частая стрельба, да глухо хлопали разрывы снарядов.

Там корниловцы расчищали дорогу на Кишинев, вместе с горцами из 1-й Кавказской конной дивизии обрушившись всей силой на румын, не привыкших и не ожидавших стремительного ночного боя. А потому панически бежавших из Бендер в первые часы развернувшегося мощного наступления русских полков.

— Валахи опомнились, господа, не нужно им давать времени, — Туркул негромко обратился к застывшим командирам полков и штабным офицерам, показывая рукою на далекое зарево. — А потому будем брать врага на штык! Вперед, дроздовцы!

Одесса

— Нужно руководствоваться токмо пользой Отечеству — ведь так говаривал император Петр Великий?! Я говорил со Слащевым — он прав! Потому генералы, думающие лишь о собственных амбициях или о старшинстве в чине, что походит на боярские склоки о местничестве, — подлежат немедленному увольнению от службы! Незамедлительно! Хватит, нам генеральские раздоры на той войне принесли вреда больше, чем неприятель!

Михаил Александрович хрипло дышал, карандаш в его руках с сухим хрустом щелкнул. Немного пройдясь по кабинету, император успокоился и смягчил голос:

— Идет война, Александр Павлович, пусть она даже не объявлена. А потому все наши чувства, симпатии или антипатии вторичны, а в первую очередь мы должны честно исполнять свой долг. Приказы отданы, их нужно исполнить!

— Есть, ваше величество! Разрешите идти!

— Идите, генерал. Сейчас многое зависит не только от нас. Я надеюсь на вас, Александр Павлович!

Военный министр вытянулся, как юнкер на плацу, и, четко развернувшись через левое плечо, пошел к двери. Однако та растворилась прежде, чем генерал сделал несколько шагов.

— Разрешите, государь!

В кабинет вошел командующий Черноморским флотом адмирал Колчак с побледневшим лицом. К груди он прижимал толстую черную папку, в которых обычно держат документы.

— Что у вас, Александр Васильевич?

— Это мне отдал ординарец Константина Ивановича. Тут, правда, есть его личное указание вскрыть после смерти, но вышло совершенно случайно. Это касается больше вас, государь, чем меня! Я, признаться, могу лишь догадываться, о чем здесь идет речь…

Адмирал протянул императору несколько листков бумаги, и тот быстро, чуть дрожащей рукою схватил их. Пробежав глазами, Михаил смертельно побледнел, но глаза засверкали радостным огнем.

«Так он не умер от ожогов — Костя меня обманул. Нет, нет — я поторопился, ведь тут написано, что так захотел сам Семен. И как же мне его найти, не зная ни нового имени, ни чина, ни должности, которую он исправляет. Это же иголку в стоге сена искать!»

Михаил Александрович утер платком лоб, продолжая лихорадочно думать.

«Хотя… Так найти его просто, очень просто, чего я мучаюсь?! В Сибири его быть не может по определению, и вряд ли на севере. Только здесь, и никак иначе!»

— Александр Павлович, прошу вас задержаться!

Кутепов тут же остановился, развернулся и внимательно посмотрел на царя. Тот, взволнованный выше всякой меры, подошел к нему вплотную и дружеским жестом положил тому ладонь на погон, держа краешком взгляда лицо адмирала.

Уж слишком своевременно тот принес драгоценную бумагу, что означало только одно — Александр Васильевич знает намного больше, чем сказал, а это внушало подозрения.

— Александр Павлович, у меня к вам просьба. Из Сибири сюда переведен офицер, необходимо его разыскать…

— Нет ничего проще, государь. Все сведения из окружных канцелярий уже обработаны в министерстве. Мне нужна фамилия, чин и должность, и я немедленно поговорю по телефону…

— Я не знаю…

Император развел руками, а генерал Кутепов с нескрываемым изумлением посмотрел на него.