товарищ Никита Сергеевич Хрущев с предельной ясностью и исключительной глубиной раскрыл неодолимую силу великих идей марксизма-ленинизма в борьбе за построение коммунистического общества в нашей стране…

Поскольку намечался процесс десталинизации, Екатерина Алексеевна подчеркнула, что происходит возвращение к истокам — ленинизму, который поколение Фурцевой представляло как пору романтической юности:

— Следуя по пути, указанному великим Лениным, наша партия осуществляет огромную организаторскую работу. Проведенные под руководством Центрального комитета партии крупнейшие политические и экономические мероприятия еще более укрепили социалистический строй, упрочили союз рабочего класса и колхозного крестьянства, дружбу народов нашей Родины.

Затем Екатерина Алексеевна перешла к делам Московской городской парторганизации, ее достижениям, упущениям и планам. По легенде, в своем обстоятельном докладе она ни единого раза не заглянула в бумаги, а когда сорвала бурные аплодименты, довольный Никита Сергеевич, по легенде, с гордостью заявил:

— Молодец, это моя школа![84]

Главное было впереди. Утром 25 февраля на закрытом по решению Президиума ЦК заседании Хрущев сделал знаменитый доклад «О культе личности и его последствиях». Главный демиург перестройки Александр Николаевич Яковлев рассказывал впоследствии, что всё происходящее казалось нереальным, в зале стояла гробовая тишина, не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга — не то от неожиданности, не то от смятения и страха, который, казалось, уже навечно поселился в партийце[85]. Причем самое пикантное заключалось в том, что «закрытый» доклад в целом сводился к тому, что новый Иван Безземельный пообещал советским баронам: после смерти красного Ричарда Львиное Сердце их больше не будут убивать. В реалиях тех дней обещание можно признать особо ценным.

На ХХ съезде Фурцева была избрана членом ЦК КПСС, а на первом Пленуме ЦК — сразу кандидатом в члены Президиума и секретарем ЦК. Вместе с Михаилом Сусловым ей, в частности, предстояло разобраться с мемориальным наследием Сталина. Как им распорядились, известно: все связанное с именем покойного Хозяина стали уничтожать, срывать или скрывать. Один за другим сносили безобразные гипсовые бюсты и талантливые монументы, вырубали флорентийские мозаики и золоченые смальты, переименовывали колхозы, заводы и населенные пункты, скрывали документы о реальной деятельности Сталина (а заодно его приближенных) в организации политических репрессий[86].

На трибуне Мавзолея В. И. Ленина с детьми, слева направо: Г. К. Жуков, К. Е. Ворошилов, Н. А. Булганин, Н. С. Хрущев, Г. М. Маленков, Л. М. Каганович, В. М. Молотов, А. И. Микоян, М. Г. Первухин, М. З. Сабуров, М. А. Суслов, Е. А. Фурцева, Д. Т. Шепилов, Н. М. Шверник, А. Б. Аристов, Н. И. Беляев. 1956 г. [ЦГА Москвы]

ХХ съезд КПСС нанес серьезный удар и по «старикам» из Президиума ЦК. Члены Президиума почувствовали крепкую руку первого секретаря, тем более что после укрепления своих позиций Хрущев начисто забыл о пороках «культа личности»[87]. Чтобы взять под контроль правоохранительные органы, 19 апреля 1956 года Президиум ЦК решил «децентрализовать» МВД. На обсуждении Фурцева отметилась предложением ни много ни мало как о ликвидации знаменитой Бутырки[88]. Видимо, участие в демонтаже «культа личности» Сталина «перепахало» Екатерину Алексеевну насколько глубоко, что вызвало ассоциации с разрушением Бастилии как оплота «старого режима» во Франции. Хрущева и его команду подобная экзальтация женщины во власти не могла не насторожить.

В конце мая — начале июня Молотова в должности министра иностранных дел СССР решили заменить Шепиловым, который, кстати, просил его на этот пост не назначать. Хрущев, будучи инициатором сомнительной перестановки, обвинил Вячеслава Михайловича в том, что он слаб как министр, и со всей рабоче-крестьянской прямотой заявил:

— Молотов — аристократ, который привык шефствовать, а не работать[89].

Началось всё накануне визита в Москву югославского лидера. Спор о Тито разгорелся 25 мая 1956 года на заседании Президиума ЦК КПСС, а 28 мая члены Президиума собрались снова, уже для «проработки» министра иностранных дел. Снятие Вячеслава Михайловича было практически предрешено, обсуждался вопрос о его преемнике. Кандидатур было несколько, Екатерина Фурцева предложила отсутствующего на заседании Михаила Суслова[90]. Сложно не усмотреть в данной рекомендации следы противостояния в Президиуме ЦК, попытку отстранить Михаила Андреевича от решения важных идеологических вопросов. Весьма вероятно, именно здесь кроется корень последующего давления Суслова на министра Фурцеву после ее сверждения с партийного Олимпа.

Очень сложно не отметить и еще один важный факт: Фурцева крайне редко высказывалась на заседаниях Президиума ЦК по вопросам международной политики, экономики и промышленности. Правда, она неизменно поддерживала экономические инициативы Хрущева и активно участвовала в обсуждении и принятии решений, связанных с венгерским восстанием 1956 года. В частности, 28 октября 1956 года Президиум ЦК КПСС принял принципиальное постановление «решительно подавить вооруженные силы повстанцев»[91], причем подготовить соответствующую документацию поручалось Брежневу, Поспелову, Шепилову и Фурцевой.

Отметим, что Екатерина Алексеевна не ограничилась исполнением предложенной роли и выступила с инициативой комплексного пересмотра политики в отношении стран народной демократии. Более того, она предложила вынести этот вопрос на Пленум ЦК КПСС как ключевой. Подобного «широкого» обсуждения в партии не бывало уже давно.

Впрочем, всё было решено на уровне Президиума ЦК КПСС. На заседании 31 октября 1956 года Хрущев довел до сведения товарищей содержание разговоров с первым секретарем ЦК Польской объединенной рабочей партии Владиславом Гомулкой о положении в Польше и Венгрии. По его убеждению, советские части выводить из Венгрии нельзя, поскольку в этом случае ее захватят империалисты. Разногласий, как водится, не было. Фурцева, выступая в прениях, твердо заявила:

— Терпимость [мы] проявили, но теперь [дело] далеко зашло. [Надо] действовать так, чтобы победа была на нашей стороне[92].

Екатерине Фурцевой в составе той же команды была поручена пропагандистская кампания, сопровождающая «наведение порядка» в Венгрии. Чему за чем следовать: пропаганде за войсками или войскам за пропагандой, — советское руководство сразу не разобралось. Нашим танкистам в Будапеште запретили открывать огонь — и они занимали город под безнаказанным обстрелом. На родину многие вернулись поседевшими (из тех, кто вернулся). Оставить «пропагандистскую сторону» до окончательного подавления противника предлагал Николай Павлович Романов. В том же духе выразился на очередном обсуждении на Президиуме ЦК 1 ноября Георгий Константинович Жуков:

— Действия должны быть решительными. Изъять всю дрянь. Обезоружить контрреволюцию[93].

План военных действий разрабатывали Георгий Жуков, Иван Конев, Михаил Суслов, Леонид Брежнев, Иван Серов, то есть двое военных, двое партийных деятелей и один чекист. О пропагандистских успехах СССР в ходе операции история умалчивает.

Участие Екатерины Алексеевны в формировании культурной и идеологической политики вызвало острую ревность Михаила Суслова, обладавшего поистине сталинским нюхом на потенциальных конкурентов. Однако, очевидно, идеология ее «коньком» не была, что и предопределило последующую расстановку сил.

* * *

В хрущевских реформах и главной из них — замене отраслевого принципа управления территориальным — Екатерина Алексеевна четкой позиции не занимала. Первый секретарь ЦК КПСС выступил с инициативой децентрализации управления народным хозяйством СССР 27 января 1957 года,