скучающим видом, одергивая зазевавшихся отпрысков и стараясь не смотреть в сторону бойкого крикуна; не приведи Господи, еще и поздоровается, кому из почтенных иудеев нужно такое знакомство.

Людской поток не иссякал целый день, и игрок, в отсутствие жертвы, не унывал, глядя на его мирное, размеренное течение — нет-нет да и найдется рыбка, сунувшаяся в его сети, а он уж своего шанса не упустит.

Так случилось и в этот день. Жонглируя для разнообразия костями, игрок сделал неловкое движение, и одна, вылетев из рук, бухнулась на мостовую, несколько раз подпрыгнула, как это бывает с плоской галькой, пущенной умелой рукой по морской глади, и исчезла между ног прохожих. «Тьфу», — чертыхнулся незадачливый циркач (запасные кости остались дома) и треснул себя по лбу, да так сильно, что в глазах на миг потемнело, а когда его вечно бегающие, прищуренные очи вернули себе способность лицезреть этот мир, главным персонажем в нем оказался высокий худощавый человек в светлых одеждах. Он молча протягивал игроку «сбежавшую» кость и улыбался.

«Простофиля, — подумал шулер, — видно по глазам, чудак и простофиля». И, не собираясь никоим образом выразить свою благодарность, напористо заявил:

— Сыграем? Если выиграешь, я плачу два таланта.

Незнакомец положил кость перед зазывалой:

— Сыграем по моим правилам.

— Это как? — опешил игрок, не ожидавший такого оборота.

— Выигрываю я, — человек в белых одеждах присел на корточки, — рассказываю тебе притчу и не прошу денег, ни единой лепты.

— А если выигрываю я? — еще более удивляясь, пробормотал игрок.

— Ты не выиграешь, — уверенно ответил белый незнакомец.

— Ну а если? — не унимался зазывала, совершенно сбитый с толку этим странным партнером. — Что получу я?

Незнакомец задумался, он долго и пристально всматривался в глаза игроку и наконец, подняв указательный палец вверх, произнес:

— Царствие Небесное, Дисмас.

Зазывала вскинул брови.

— Знаешь меня? Я так вижу тебя впервые и не возьму в толк, о каком Царствии ты говоришь, впрочем, давай начнем, и да, коли назвал мое имя, может, не станешь скрывать и своего.

— Иисус, — коротко ответил незнакомец. — Начинай.

Безразличные к забавам пройдохи Дисмаса, жители Иерусалима тем не менее всегда с удовольствием задерживались посмотреть, как этот прохвост в который раз обведет вокруг пальца беспечно попавшегося на его уловки очередного бедолагу.

Возле игроков начала собираться толпа любопытных. Напротив, у другого основания арки, расположился после длительного путешествия почтенный старец в компании юноши, по возрасту более подходившего на роль внука, нежели сына, что, однако, не помешало молодому человеку довольно неучтиво обратиться к старшему:

— Пойдем отсюда, не выношу обмана.

— Останемся, сынок, — миролюбиво произнес в ответ старик. — Иной раз хитрость пасует перед открытостью, а кривой замысел выправляется словом Истины.

Юноша вздохнул и покорно присел рядом с отцом, а Дисмас тем временем, с хитрым выражением черномазой физиономии, бросил кости в кожаную чашку и начал с неимоверным остервенением трясти ее, высунув от усердия язык и сопя, как груженый мул, поднявшийся на Масленичную гору в полдень.

Пара костяшек, что бултыхались в чашке, была сделана таким образом, что, как ни брось, всегда выпадало число одиннадцать. Можно было заказать кубики и на дюжину, но столь постоянное «везение» вызывало бы у противоположной стороны справедливое подозрение, которой, в свою очередь, после несложных манипуляций пальцами доставались обыкновенные кости, что, по понятным причинам, резко снижало шансы на выигрыш.

Сегодня все произошло как и обычно. Резко остановив встряску, Дисмас убрал ладонь сверху чашки и перевернул ее, на земле оказались костяшки с числами пять и шесть.

— Вот повезло, — довольно улыбаясь, пролепетал дежурную фразу игрок.

Его противник, назвавшийся Иисусом, спокойно протянул руку за чашкой. Дисмас незаметно положил в нее подменные кости, Иисус встряхнул один раз и не глядя перевернул чашку, выпало число двенадцать.

— Вот повезло, — эхом повторил он фразу соперника и, улыбнувшись, напомнил: — Первая притча. Два крестьянина собрали урожай пшеницы с общего надела и поделили его пополам, получилось на каждого по большому мешку зерна. Поле, принесшее им столь щедрый дар, находилось в плодородной долине, у подножия высокого холма. На полпути к вершине, прямо возле быстрого ручья, мельник построил свою мельницу. «Пойдем, отнесем мельнику зерно», — сказал первый крестьянин. «Нет, — ответил второй. — Я и так утомился, собирая урожай, тащить тяжелую ношу в гору не хочу, пусть мельник сам спустится за зерном». «Но в таком случае половину он оставит себе, — возразил первый крестьянин. — Я отнесу зерно мельнику, а затем подниму на самую вершину муку и отдам ее пекарю, он испечет мне прекрасные, душистые хлебы». Второй на это засмеялся: «А останутся силы жевать их? Пусть пекарь спустится к мельнику за моей мукой и отнесет ее в пекарню сам». «Тогда ты не получишь ничего, — ответил первый крестьянин, — пекарь заберет остатки муки себе, все труды твои здесь, на поле, впустую». И, взвалив мешок на спину, начал подниматься на холм.

…Дисмас пожал плечами:

— Что сказать, дурак, надо было слушать товарища. Ну что, играем дальше?

На другой стороне арки притча, рассказанная Иисусом, вызвала больший интерес.

— Отец. — Юноша нетерпеливо дернул старика за рукав. — Ты понял ее? Можешь растолковать мне?

Пожилой мужчина погладил сына по голове.

— Иисус, коего зришь ты сейчас, есть Сын Божий, а не человечий.

— Но я не вижу отличий… — начал молодой человек.

— От сына человеческого? — подхватил старец. — Его отличие в том, что он, как дух, принял на себя оболочку, как и у нас, но не лишился памяти, не «скинул» крыл, войдя в мир бескрылых.

— Ты говоришь загадками, отец, — недоверчиво улыбнулся юноша, а старик, словно не слыша, продолжил:

— Сколь недостижимо для человека хождение по водам, столь же отягощено ступание по земле для Бога в человеческом обличии, тяжелый, железный башмак каторжанина покажется крылатой таларией Гермеса. Имею в виду не физические ощущения и усилия, но впечатления эмоциональные, напряжения Тела Ребенка, удваивающие страдания духа, запертого, но без ключа, со Свободой Выбора покинуть острог, при этом не имея на то морального (в нарушение Контракта) права.

«Не перегрелся ли отец на солнце?» — пронеслось в голове у юноши, вслух же он сказал:

— Но при чем тут нежелание одного уставшего от трудов человека тащить великую ношу в гору, даже ценой полной потери ее?

Старец, прислонившись спиной к прохладному камню арки, с полуприкрытыми веками, твердил про себя, будто повторял за кем-то:

— Почему так, спрашиваешь меня. Контракт Сына Человеческого — ось равновесия «душа — Творец», его нарушение имеет последствия для души (отдельно взятой). Контракт Сына Божьего — ось равновесия «Творец — Мир», отклонение от этого договора влияет на сам мир