Потом случилось кое-что необычное. Я услышал чей-то голос. Сначала это было похоже на неясный далекий гул. Я даже подумал: неужели я и правда попал на тот свет, в существование которого мы с мамой никогда не верили. Но вряд ли на том свете встречают вновь прибывших вопросом: «Брижит, ты сегодня утром убирала палату четыреста пять?»

Oh my God. Oh my God. Oh my God. Oh my God. Именно так реагируют герои американских сериалов, когда по сюжету происходят странные вещи. В эсэмэсках пишут OMG. Короче, OMG OMG OMG OMG. По-моему, я слышу чью-то речь.

Какие выводы я могу сделать из услышанного?

Вывод первый: я лежу в палате 405 – или неподалеку от палаты 405.

Вывод второй: поблизости от меня находятся два человека, одного из которых зовут Брижит. Я не знаком ни с одной Брижит, если не считать группу, которая поет песню «А теперь деритесь». Может, это знак, что я должен стать их фанатом? На мой взгляд, сложновато. Или мне полагается небольшой приватный концерт? Вряд ли.

Вывод номер три: Брижит издалека ответила, что нет, она еще не убирала палату четыреста пять и не понимает, к чему такая спешка, и вообще, там и так чисто; из ее слов я заключил, что обсуждалась необходимость навести порядок в палате 405.

Я решил немного подождать. Хотя что значит «решил»? Что еще мне оставалось делать? Тем не менее я старательно ловил каждый звук. Я чувствовал себя Али-Бабой, проникающим в пещеру с сокровищами; Гарри Поттером, открывшим в себе волшебные способности; Золушкой, увидевшей, как тыква превращается в карету… В общем, вы понимаете, что я имею в виду. Каждый звук был драгоценным, и меня охватило невероятное возбуждение, опять-таки внешне никак не проявившееся. Внешне я по-прежнему хранил poker face – абсолютно бесстрастное, непроницаемое выражение лица профессиональных игроков в покер, иначе говоря, выглядел все таким же безучастным, и это еще мягко сказано. Я быстро проанализировал окружающие шумы: равномерное попискивание аппаратуры, звук дыхания (моего?), приглушенные голоса и стук ножей и вилок (где-то рядом столовая?), пение подружки Брижит, мурлыкавшей незнакомую мне мелодию. Вдруг она прервала песню и сказала: «Здравствуйте, доктор». Ага, я в больнице. Блин, если вам известно что-то еще, поделитесь со мной, а то я начинаю чувствовать себя дураком. Хотя я уверен: про то, что я снова слышу, вы не знали. Как вы могли об этом знать, если я сам только недавно сделал это открытие?

В комнату, где я лежу, вошли несколько человек, и уровень шума немного повысился. Один мужской голос, два – женских. Все новые. Признаюсь, из их разговора я понял не все, но кое-что уловил, и далеко не все мне понравилось. Говорили обо мне, то и дело повторяя мое имя. Еще говорили, что мое состояние стабильно. Не улучшилось, но и не ухудшилось. Никаких существенных изменений. Но что значит «стабильно»? И тут я услышал это слово. Кома. Я обалдел. Кома означает, что дела у меня хреновые. Когда в кино кому-нибудь сообщают: «Он в коме», то все вокруг принимаются плакать, падать в обморок, вопить или набрасываться с кулаками на врача, который в конце концов соблазняет безутешную мать. Я тут же вспомнил про маму. А ей сказали, что я в коме? Ну конечно, сказали. Она уже пыталась отдубасить врача? Это было бы очень на нее похоже, подумал я и улыбнулся – разумеется, внутренне, потому что внешне мое лицо по-прежнему являло собой идеальное poker face.

Интересно, на какой стадии коматозной интриги мы находимся? Мне стало жалко маму. Лично я все это время не сознавал, что я в коме, поэтому особенно и не страдал. Мне захотелось узнать, как долго я здесь валяюсь, но они меня не слышали, и мне было довольно трудно внушить им, чтобы они поделились со мной этой информацией. Тогда я сосредоточился, и вскоре одна из женщин спросила: «А какой сегодня день?» Так-так-так, вот сейчас мы и узнаем. Вторая женщина ответила: «Четверг». Мне это мало что дало. Но она поспешила добавить: «Девятнадцатое января».

OMG OMG OMG OMG. Последний день, который я помнил, была суббота 7 января. Что произошло между этими двумя датами? Меня охватило сильнейшее беспокойство. Я представил себе, в каком состоянии должны быть мама и бабуля Одетта. Я желал одного: сказать им, что я опять все слышу, что все будет хорошо и скоро я смогу с ними разговаривать.

Я ждал целый день. Немного поспал. Много думал и много слушал. Я ждал маму и бабулю.

Потом я услышал, как в коридоре кто-то говорит кому-то: «Спокойной ночи», и понял, что день кончился. Ко мне никто не пришел. Я был совсем один.

И тогда я заплакал.

Разумеется, внутренне. Внешне — poker face.

Прошло еще несколько дней, прежде чем я решилась войти в комнату Луи. Не в больничную палату, а в его настоящую комнату. После седьмого января я в нее не заглядывала. Закрыла дверь и больше ее не открывала. Мать правильно поняла, насколько важна для моего психологического восстановления эта комната, и тоже туда не совалась, в кои-то веки сообразив, что не надо на меня давить.

Но настал момент, когда я почувствовала, что готова. Готова встретиться лицом к лицу с его постерами, с его рисунками, более или менее успешно изображающими его любимых героев, с его неубранной постелью, с его скомканной пижамой, валяющейся на письменном столе, с его школьным дневником, открытым на странице «Понедельник 9 января». Я пробыла у него в комнате долго. Не торопясь разложила по местам вещи. Собрала белье в стирку. Приподняв матрас, чтобы снять голубую простыню на резинке, я услышала глухой стук. Что-то упало на пол. Я перевернула матрас и посмотрела, нет ли под ним чего-нибудь еще, но больше ничего не было. Тогда я встала на коленки, пошарила под кроватью и нащупала упавший предмет.

Это оказалась общая тетрадь формата А5, обложка была оклеена стикерами с футболистами. Я улыбнулась и открыла тетрадь. На титульной странице красовалась надпись:

Дневник чудес

Я узнала почерк сына – плотный и корявый, как у первоклашки. Мне объясняли, что такой почерк часто бывает у детей с ранним развитием: рука не поспевает за мыслью, и ребенок пишет «как курица лапой». Я перевернула страницу и начала, затаив дыхание, читать.

Мой любимый, мой бесценный дневник чудес!

Сегодня я делюсь с тобой списком вещей, которые хотел бы сделать до того, как умру. Это мои чудеса. В каком-то смысле их можно назвать мечтами, но это будет не совсем правильно, потому что я постарался включить в список только те планы, которые представляются мне осуществимыми.

Список открытый. Я буду добавлять в него новые пункты, если меня осенит какая-нибудь идея, или я вспомню о каком-нибудь человеке, или мне захочется чего-нибудь прикольного или более серьезного. Поскольку в ближайшее время я умирать не собираюсь, то я позаботился о том, чтобы тетрадь для моего бесценного дневника чудес была достаточно толстой. Эту мысль мне подсказала Иза. Кстати, она у меня в списке:))