— Хорошо. Будем.

— Только вы своего держиморду не берите. А то мои ребята дюже до него злые. Как бы чего не вышло. А нам с вами надо в тихой обстановке посидеть.

— А где гарантии, что, если мы его оставим, ты какую-нибудь пакость не учудишь?

— Для гарантий я выбрал людный ресторан в центре города, а не кладбище, как некоторые. А если сильно боитесь, можете взять свою охрану. Всю. Кроме начальника. И можете их по периметру ресторана расставить, как огородные пугала.

Ну вы сами прикиньте, не буду же я полномасштабный бой в центре города устраивать! Мне моя репутация дорога. Да и с милицией лишний раз сталкиваться не резон.

— Ладно. Считай, что уговорил. Братья одновременно опустили две трубки двух параллельных телефонов.

— Не сделает он нас там?

— Вряд ли. Там ведь действительно центр. И люди. На хрена ему лишние приключения.

— Едем?

— Едем. Но человек пять с пушками на всякий случай в зал все-таки посадим.

— Больше. Он жук крученый. Мало ли что удумать может…

* * *

В ресторане было тихо. И даже музыка не играла. В зале было всего несколько посетителей. Если не считать человек пятнадцати охраны. С той и с другой стороны.

— Садитесь, — жестом гостеприимного хозяина предложил Толстый. — Можете пить и кушать. Не бойтесь, это не местное. Это мое. Я в этих пятизвездочных тошниловках не ем. Только если свое.

— Отравить хочешь? — усмехнулся один из братьев. И даже, может быть, не пошутил.

— Тогда и себя тоже, — ответил Толстый. — Я то же самое есть и пить буду. Ешьте, ешьте. У меня повар роскошный. Такого второго в городе нет. Он в ЦК партии работал в столовке. Самому Генсеку котлетки парил. А теперь вот мне.

— Роскошествуешь, Толстый?

— Живем-то один раз. И то бывает впроголодь. И там, возможно, впроголодь, — ткнул он пальцем в потолок.

— Скорее там, — показал один из братьев в пол.

— Можно и там. Лишь бы кормили, — согласился Толстый.

— Может, хватит трепаться? Не будем мы есть. Мы по делу пришли. Говори, что надо? — оборвали ни к чему не обязывающий треп братья.

— Ну как хотите, — с видимым сожалением вздохнул Толстый, обтирая салфеткой губы. — Я ведь для чего вас сюда пригласил? Чтобы неспешно, без стрельбы разобраться в непростой ситуации…

— Короче! Что хочешь?

— Деньги хочу получить обратно.

— А если не деньги?

— А если не деньги, то тогда голову вашего охранника. Который там, в лесу, моих ребят сильно обидел. И меня тоже.

— Ну ты даешь, Толстый!

— А вы погодите суетиться. Я ведь дело говорю. Которое и вам и мне. Потому как если не он, то деньги. Большие деньги. Почти миллион зеленых штук. Неужели он стоит миллиона «зеленых» штук?

— А если не деньги и не голова?

— Такого, чтобы ни того, ни другого, не получится. Вы себя на мое место поставьте. Ведь если я вам не отомщу — мне крышка. Все от меня отвернутся. И по старым, в том числе прощеным и в том числе мифическим, долгам деньги обратно потребуют. Ну, раз я их так легко отдаю. Ну вы же наши законы знаете. Волчьи законы. Если упал и с ног не поднялся — свои же и загрызут. В первую очередь свои.

Так что у меня другого выхода нет, как подниматься. Пусть даже ценой большой войны.

— Ты нас войной не пугай. Мы войны не боимся.

— Я боюсь. В отличие от вас боюсь. Потому что если мы ее начнем, то не остановим.

— Не мы, а ты начнешь.

— Хорошо, я начну. Что с того, что я. Тут не важно, кто первый выстрелит. Тут важно, в кого пули попадут.

— Ты знаешь, Толстый, мы от пуль не бегаем. Так что если ты ведешь базар за войну — делай войну! — подвели итог братья и встали.

— Погодите уходить. Я еще не все сказал. Я еще не сказал за вашего бухгалтера. Который развязал язык.

— Про что ты еще?

— Про все то же. Про войну. Которую, я боюсь, вы не с одним мной вести будете.

— А с кем еще?

— С одним вашим компаньоном, которого вы кинули, сказав, что деньги легавые изъяли, а на самом деле не взяли. А он об этом знать не знает. И о другом кредиторе, которого вы тоже кинули…

— Бухгалтер тренькнул?

— Он. И много еще о чем другом тренькнул. Так что вы не со мной воевать будете. Вы с целой армией воевать будете.

— Что ты предлагаешь, чтобы забыть про бухгалтера?

— Все то же самое. Деньги или голову. Деньги, я так думаю, вы пожалеете. Значит, остается голову.

— Нам надо подумать.

— Думайте. До завтрашнего дня. Завтра к вечеру я начну звонить вашим кинутым компаньонам.

Так что вы с этим делом не затягивайте. Мне кажется, восемьсот тысяч долларов за одну голову хорошая цена. Достойная цена. Вас устраивающая. И меня тоже устраивающая. Пусть меньше, чем возврат денег, но все же устраивающая. Я той головой от многих прикроюсь.

Так что жду. Завтра жду. С деньгами. Или с головой…

Дома братья напились. Вдрызг. Все-таки не каждый день приходится торговать чужие головы. Можно было бы, конечно, согласиться и на «зелень», но тут Толстый прав, таких денег голова Зуба не стоит, сколь бы светлой она ни была. Таких денег вообще ни одна голова не стоит! Кроме разве их, братьев, голов. И то еще неизвестно, как там может сложиться с ценой, если их продавать в розницу. Может так получиться, что один за другого нужную цену и не даст.

— Давай лей, — подставлял один другому стаканы. — Еще лей.

— А много не будет?

— Мало будет… За помин души…

— Да погоди ты. Он еще жив.

— Уже считай, что не жив. Уже считай, что его башка на подносе у Толстого лежит!

— Да-а. Жалко Зуба!

— Не то слово. Он нас там, в лесу, можно сказать… А мы его…

— А что мы сделать можем? Разве только бабки отстегнуть.

— Нет, бабки нельзя. Своя башка ближе к телу. Мы пока только полсуммы набрали. У Толстого набрали. Осталось еще семьсот. А если их отдать, то снова полтора. Полтора нам взять негде. Так что аминь и за помин души усопшего раба.

— Я же тебе говорю, что он живой еще.

— Не живой он. Он временно живой. И значит, уже почти мертвый.

— Может, ему сказать? Предупредить?

— Чтобы он сбежал?

— Ну да. Чтобы сбежал.

— Тогда не будет головы.

— Не будет…

— И придется отстегивать бабки.