— Я, наверное, кажусь слишком самоуверенным. Вы профессионал, а я ничего не знаю. Извините, больше я вас не побеспокою…

— Знаете ли вы что-нибудь о розовых кроссовках из «Кей Марта»?

— О чем, простите?

Она рассказала ему о неопознанной девочке.

Он расслабился. Интересно, как это с ним происходит.

— Вы подозреваете, что она и была запланированной жертвой убийцы, а другие пострадали невинно?

— В данный момент, Айзек, я ничего не подозреваю. Мне просто кажется странным, что никто не пришел ее опознать.

— Гм… да, должны быть причины… в ее прошлом не все в порядке… Не знаю, как здесь можно выйти на след. Я должен подумать. Не уверен, смогу ли что-нибудь вычислить, но буду стараться.

— Я была бы благодарна.

Слова ничего не значат, сдержать бы проклятую улыбку, не вспугнуть.

Почти девять вечера. Мальчик тоже засиделся на работе. К тому же ему и не платят.

— Не хочешь перекусить? Может, гамбургер?

— Спасибо. Мне нужно ехать домой. Мама приготовила обед и обидится, если мы все вместе не соберемся за столом.

— Хорошо, — сказала она. — Возможно, в другой раз. Гений все еще живет с родителями… в Юнион-дистрикт,

вспомнила она. Возможно, какая-нибудь жалкая маленькая квартира. Какой контраст со здешними зелеными лужайками и роскошными деревьями. С ним носятся как с чудо-ребенком. Рабочий стол поставили в комнате детективов. У него нет причин торчать здесь допоздна.

— Сделайте для меня копию списка, — сказала она.

— Вы не отвергаете мою теорию?

— Я хочу о ней подумать. Лучезарнейшая улыбка.

— Хорошо. Приятного вечера, детектив Коннор.

— Вам тоже. «Профессор Гомес».

Он ушел, а Петра вернулась к размышлениям о бойне у «Парадизо».

Для совершения преступления выбрано огнестрельное оружие. По крайней мере, с этой точки зрения убийство выглядело обычным.

Неизвестно почему, но от сознания этого на душе стало еще тяжелее.

На следующий день на столе Петры лежала ксерокопия списка. В правом верхнем углу пометка: «Детективу К. С благодарностью. А. Г.».

Она отложила страницу в сторону и следующие два дня провела в общении с копами, расспрашивая их о пропавших людях на территории Калифорнии. Она разослала по факсу посмертные снимки девушки в розовых кроссовках. Получила несколько обратных звонков, но это ничего не дало. Внешне девица выглядела типичной латиноамериканкой, поэтому следовало запросить и Юго-Запад.

Весь следующий день она названивала в Аризону и Неваду, затем переключилась на Нью-Мексико. Детектив из Санта-Фе по имени Даррелл Две Луны сказал:

— Должно быть, это та девица, которой в прошлом году хватились в пуэбло Сан-Ильдефонсо.

— Нашей жертве сделали недавно аборт.

— Еще лучше, — обрадовался Две Луны. — Ходил слух о ее нежелательной беременности. Залетела от женатого, плохого парня. А мы-то дивились: если он от нее избавился, почему нет трупа? Это дело местной полиции, но спихнули на нас. Пришлите фотографию.

— А ее отец, — спросила Петра, — не из тех ли он парней, которые запросто могут примчаться в Лос-Анджелес, чтобы подстрелить дочурку?

— Уверен, морально готов. А вот стал бы так утруждаться? Сказать не могу.

Через двадцать минут звонок напарника Даррелла опроверг сказанное им. Человек по имени Стив Кац извинился:

— Я знаю, что Даррелл говорил с вами о Черил Руис. Прошу прощения, но на присланном фото не она. К тому же местная полиция не додумалась сообщить нам, что нашла Черил. Девчонка укатила в Миннесоту, родила ребенка и с тех пор живет в доме у тетки.

— Отличная координация действий. Это все новости? — поинтересовалась Петра.

— Да, — сказал Кац. — А как в Лос-Анджелесе? Я одно время служил в нью-йоркской полиции, на Манхэттене. Помню, что дел было выше крыши.

— Скучаете?

— Когда как.

— От чего это зависит?

— От того, как долго тянется ночь. От того, что еще в твоей жизни есть.

Еще один день работы с нулевым эффектом вконец испортил настроение. Лучшее в такой ситуации — заняться сексом, не повредил бы и чуток романтики, но прошла неделя, с тех пор как звонил Эрик, и она даже не знала, где он сейчас находится.

Пора домой. Подольше полежать в горячей душистой ванне, приготовить на ужин что-нибудь вкусненькое и легкое. Следовательно, придется завернуть в магазин за овощами и чем-нибудь еще. Нет, она не в состоянии бродить под холодным светом супермаркета с другими одинокими покупателями. Лучше уж сварганить ужин из того, что завалялось в холодильнике. Будет достаточно, чтобы хватило сил взяться за копию картины О'Киф.

Высоченные нью-йоркские небоскребы превращали город в темный лабиринт.

Здания, без людей. Картина написана задолго до того, как башни Нью-Йорка превратились в мишени. До чего докатился мир!

Только она заперла на ключ ящики стола, в сумке запиликал мобильник. Она пошарила — под руку попал пистолет, салфетки, косметика. Трубку взяла после третьего звонка.

— Привет, — голос когда-то казался ей механическим, лишенным эмоций.

Тон и тембр остались теми же, но теперь этот голос звучал для нее по-другому. Мы слышим мозгом, а не ушами.

— Привет. Куда они заслали тебя теперь?

— Я сам себя заслал. Я внизу, на стоянке.

Сердце подпрыгнуло. Неужели одна фраза может сотворить с ней такое?

— На стоянке? Где?

— Прямо здесь.

— Я спускаюсь, — сказала она.

Эрик стоял в тени рядом с «аккордом» Петры. Руки опущены. Он смотрел на нее, замерев. Черная нейлоновая ветровка, молния наполовину расстегнута, под ветровкой белая футболка. Черные джинсы, туфли тоже черные, на каучуковой подошве, он надевал их, когда ходил в полицейские рейды.

Выглядит более худым, чем обычно. Бледный, щеки впалые, глаза так глубоки, что слились с вечерней мглой. Темные волосы подстрижены короче, чем прежде, — на военный манер.

Человек среднего роста, кожа да кости, бледнее семинариста. Никакого героизма, но в сознании Петры он вырастал до образа Джеймса Дина.

Как же она могла раньше думать, что в нем нет ничего, кроме сексуальности?

Она бросилась в его объятья. Он отстранился первым, погладил ее по щеке. Уткнулся лицом в ее волосы, крепко прижал к себе, как ребенка, нуждающегося в ласке.

— Ты в порядке?

— Сейчас да.

— Почему не поднялся наверх?