– И что же делать? Где брать теперь?

– В Калышане, – ответила тут же Вельмира. – Там знаю много прях.

Росья в уме представила, что путь неблизкий, но деваться некуда.

– Я бы Руяну отправила, но много ли она смыслит. Может с тобой её послать? Всё веселее.

– Не нужно, – отказалась Росья. – В доме хлопот полно: печи топить, пироги печь. А ты… приляг, отдохни…

Вельмира только благодарно на неё взглянула, и лишь теперь Росья рассмотрела, как устала мать: залегли морщины в уголках глаз и веки потяжелели, а губы вытянулись в упрямую линию, и видно держала она себя от отчаяния, прикладывая все свои внутренние силы.

– Ничего, мы справимся, – обронила невольно Росья утешительные слова, хоть этого раньше она никогда не делала.

За всё Станислава держала ответ, теперь Росья поняла это отчётливо.

Мать только кивнула, уронив взгляд, посмотрев в сторону, туда, где пригрелась кошка, улыбнулась легонько. А потом взяла руку дочери и вложила в неё кошель.

– Поспеши, чтобы дотемна успеть, – сказала матушка, высвобождая руки, и Росья спрятала кошель за ворот платья.

– Доброгу я уже упредила, что тебя посылаю. Ступай, пусть боги хранят тебя.

Росья, повинуясь какому-то внутреннему порыву, подалась к матушке и коснулась губами мягкой щеки Вельмиры, отстранилась, быстро вышла из светёлки, думая о том, что матушка отдала последнюю ценность, что накопила она за год.

В сенях уже хлопотала Руяна, рассыпая на расстеленные полотна собранные Росьей грибы.

– Далече? Дождь какой льёт, – спросила чернавка, кода Росья накинула на плечи кожух и покрыла голову накидкой, подвязывая её очельем, чтобы та не сбилась – идти придётся быстро.

– Недалеко. Скоро вернусь, – ответила Росья и выпорхнула в двери, избегая излишних расспросов чернавки.

Небо затянулась тучами ещё пуще, и на улице так потемнело, что казалось, не день на дворе, а глубокий вечер. Дождь и в самом деле припустился сильнее, чертя в воздухе серебристые стрелы. Благо народ разогнал по избам, и Росья свободно вышла за околицу, поднимаясь по тому же холму, скользкому и залитому водой. Впору палку брать для опоры. Так и брела, придерживаясь лесной тропки, медленно, но верно приближаясь к Калышане. Деревенька та была у речки узкой в десять изб. С женщинами этого селения Вельмира вела дружбу, обмениваясь с теми сотканными полотнами да шерстью, и договориться с ними было проще, нежели с соседями, вот только больно далеко те жили. Стало куда веселее, когда дождь стих, хоть по-прежнему хмурило над головой. Голый лес окутало сонное марево. Тропкой редко кто ходил, но боязно всё же было, лысо кругом, прятаться некуда, это не летом, когда листва бушует, и любой куст становится надёжным схроном. В ответ этой мысли Росья невольно подняла глаза, чтобы осмотреться, да так и приросла к месту.

Навстречу ей смутными силуэтами двигались люди, да не деревенские, и не телегой, а всадники, пять человек. Сердце ударилось о рёбра и бешено заколотилось.

Росья заозиралась. Бежать было некуда, да и мужчины приметили одинокую путницу, устремляя на неё взоры, и голоса их стали докатываться до ушей девицы, вызывая волнение и страх. Росья не вольна собой сошла с тропки, всё выискивая взглядом подходящий лаз, куда можно было сбежать, но не успела она оглянуться, как путники поравнялись с ней. И только тут поняла, что не просты те были. Тати не ездят с богатой упряжью, а тут и подвески кованные, и лошади ухоженные бурнастой да каурой масти, в Елицах ни у какого хозяина такой породы не сыщешь. Бывало, купцы заезжали, вот они имели меринов, что на загляденье. Поуспокоилась.

– Здравствуй, добрая путница, – поздоровался кто-то из них.

Росья медленно и несмело подняла взгляд на заговорившего с ней, оглядывая высокие кожаные сапоги, подвязанный длинным поясом кафтан из дорогой ткани, полы которого до щиколоток доходили. Заглянула в лицо, дыхание её затаилось. Лицо мужчины было светло и доброжелательно, хоть твёрдо и мужественно показалось ей на первый взгляд, но больше всего Росью подивило, какие тёплые глаза у того были, никакого зла в них не схоронишь, никакого безбожного умысла. Он переглянулся с другим мужчиной, уж сильно отличавшимся от остальных: волосы, как и брови, светлы, недлинной была борода. Но больше всего заворожили глубокие синие глаза. Таких она отродясь не видела, они напоминали ей глубину холодного зимнего неба, кожа тоже бледна, будто лучи Даждьбоговы касались его меньше всего из присутствующих. Взгляд Росьи забегал от одного мужчины к другому и в сердце росло глубокое смятение, холодело, чего они тут забыли в краях диких?

– Не бойся. Плохого мы ничего не мыслим, – успокоил, будто прочёл её думы, мужчина с орехового цвета глазами – похоже, он был среди остальных главным. – Ты, верно, из деревни Елицы? Будь добра, подскажи дорогу? – попросил он, чуть улыбаясь краешком губ.

Взгляд Росьи так припал к этой улыбке. Станислава бы разомлела, охотно показала бы дорогу, напросившись с ними в путь.

Росья моргнула и раскрыла губы, чтобы говорить, но поняла, что забыла все слова. Неимоверными усилиями, совладав с собой, она-таки кивнула в сторону родной деревни.

– Эта стёжка и приведёт, – ответила она коротко.

– Спасибо, краса, – прищурились в задумчивости лучистые глаза. – Меня Дарко зовут, как же твоё имя, если не тайна?

Росья так и обмерла.

«Дарко, Дарко», – забилось у неё в голове. – «Вот и гость…»

– Дарко, не пугай девицу, отпусти, – вступился светловолосый мужчина. – Не видишь, побледнела, что мел.

– Прости, – обратился вновь Дарко к Росье, и взгляд его невольно скользнул по ней, отчего той так неловко сотворилось на душе, что в пору сквозь землю бы провалиться.

– Хорошо, – ответил он, будто самому себе, и чуть склонился, глядя с высоты. – Будь осторожна, такой красоте нужен догляд. Уведут, – сказал и, ухватившись крепко за повод, тронул лошадь.

Остальные последовали за ним, поочерёдно впечатывая любопытные взгляды в Росью.

Она и не смотрела на них, наблюдая, как комья грязи отскакивают от копыт лошадей. Всадников быстро скрыл полог деревьев, и только тогда Росья бессильно привалилась спиной и затылком к стволу дерева, чтобы отдышатся. Поход в Калышань теперь не мыслился. Росья отпрянула от сосны и быстрым шагом пошла обратно к Елице.

Росья сначала пошла шагом, а потом сорвалась на бег, глядя, как грозно чернеет над ней небосклон – ещё немного, и распорется утроба, и на несколько саженей уже ничего не будет видно, а моросящий дождь обратится в ливень. Стоило поторопиться. А ведь уже за это время была бы в Калышани – рукой подать, там бы могла у кого из прях переждать стихию. Видно, не суждено ей ныне туда попасть.

И в самом деле, через пару вёрст настиг ливень, да такой, что не убережёт и толстый кожух. Подобрав мокрый подол ставшего и без того неподъёмным платья, Росья перешла на быстрый шаг. Холодные капли били по лицу ледяными струями, туман застилал глаза, ледяные ручьи сбегали к шее за шиворот, и не разглядеть что-либо впереди, лишь пузырящиеся лужи под ногами. Идти по стёжке стало невозможно, и Росья свернула с пути на траву, но и там грязь набивалась на подошвы сапог, затрудняя и без того тяжёлые шаги. Несколько раз она поскальзывалась и чудом удерживалась на ногах. Сердце билось, как у испуганной лани, но ненастье не пугало её, дрожь пронимала от другого. Вновь и вновь припоминала она вопросы чужака. На купца не похож – молод ещё, для сына какого-нибудь зажиточного землевладельца слишком богат. И что понадобилось ему в Елице?