двух маршрутках и с огромным пакетом еды, которую заранее приготовила еще с вечера и к которой опять никто даже не притронется. Час просидеть в молчании, блуждая взглядом по серым стенам и ехать обратно, домой, где уже пьяный муж весь день будет плакать над рюмкой, а она сама будет сидеть в темноте и прокручивать в голове одни и те же мысли.

«Хуже точно не будет», – обреченно думала Люба, – «хуже некуда».

В комнате с серыми стенами Люба долго смотрела на Лизу – растрепанные волосы и остекленевший взгляд, сердце сжималось от жалости.

«Не грусти, милая», – Люба погладила девушку по щеке,– «на выходных гулять пойдем».

Выходя из отделения, Люба заглянула в открытый кабинет врача и озвучила свое желание забрать невестку в воскресенье.

– А если опять будет срыв?

– Я прослежу. Мы ненадолго, хочу её в церковь сводить, к Причастию.

Любе показалось, что в бесстрастном взгляде доктора мелькнула теплота.

– Любовь Андреевна, чудеса случаются, это я вам как врач говорю.

Дома Люба застала мужа еще трезвым. Он при ней достал бутылку из морозилки. «Бесхарактерный», – подумала Люба, – «следом за сыном, что ли решил упиться до смерти?»

– Не вздумай пить! Ты мне на выходных будешь нужен, в храм нас с Лизой повезешь. – Люба отобрала бутылку.

Слава удивился, но решил уступить властной супруге.

Люба позвонила Татьяне:

– Тань, а Лиза у нас крещеная?

– Ну да, в детстве еще покрестили, чтобы не болела.

– Вот и я своих так же.

Глава 4.

Лиза неуверенно перебирала ногами по заснеженной тропе, закутанная в теплую дутую куртку, она казалась совсем крошечной. Люба вела её к утренней службе. В храме пахло ладаном и воском, зайдя из хмурого зимнего утра в залитое светом помещение, Люба прищурилась. Вокруг было многолюдно. Она усадила девушку на скамейку и повязала на нее свой любимый, красный в горошек платок. Лиза казалась спокойной, глядя на нее Люба и сама успокоилась. Хор пел на неизвестном ей языке непонятные для нее слова. Люба пыталась уйти в свои мысли, но ушла еще дальше, она ни о чем не думала, будто вышла из тела и смотрела со стороны на себя, уверенную взрослую женщину, и Лизу, отрешенную от всего земного. Люба вдруг поняла, она решительно и целеустремленно шла всю жизнь через все препятствия как ледокол, и Лиза поступала так же, она любила Вову и была с ним все то время, что было отведено ему на этом свете. А потом она просто потеряла смысл жить, они обе его потеряли. «Ты теперь мой смысл, мой свет в окошке», – подумала Люба, – «ты мне нужна больше, чем я тебе».

Служба подходила к концу. Очередь из причастников пропустила Любу с Лизой вперед.

– Причащается раба Божья…

– Елизавета. – Люба ответила за нее, та послушно открыла рот.

Священник с ожиданием смотрел на Любу, она покачала головой.

– Нет, я нет.

Они вышли на улицу, рассвет еще только занимался на пасмурном зимнем небе. Лиза послушно стояла пока Люба укутывала её в теплый шарф. Вдруг Любе показалось, что взгляд её на мгновение прояснился.

– Понравилось тебе в храме, милая?

– Да, красиво, как на празднике.

– Через неделю ещё придем, тут каждое воскресение праздник.

Слава отвез их обратно в больницу, Люба попрощалась с невесткой и они поехали домой.

Дома Слава по привычке потянулся за бутылкой, но вдруг подумал о Лизе. Сколько раз она видела дома эти бутылки, и полные и пустые? Насколько тяжело не это смотреть?

– Люб, ты наверно слабаком меня считаешь?

Люба не знала что ответить, но слова пришли сами.

– Ты не слабый, просто душа у тебя живая, и чувствуешь ты все глубже, чем я. Лизе нужен сейчас такой человек, и мне тоже.

Он почувствовал поддержку жены, и никакая другая поддержка ему была уже не нужна.

– Любаш, давай пирожных напечем, как раньше. Завтра ей в больницу отвезешь.

Глава 5.

На следующий день в больнице Лиза встретила Любу таким же пустым взглядом и тем же вопросом. Но то ли вечер, проведенный с мужем на кухне, то ли поход в храм, или и то и другое, вселили в Любу надежду и придали сил. Люба начала рассказывать, она говорила о погоде, о снежинках на её пушистом воротнике, о людях, которых видела по дороге. Люба раскрывала перед невестой коробки с едой и рассказывала, как они с мужем вместе готовили. Предлагала попробовать.

– Салатик вот, крабовый, Славкин любимый. Ты попробуй, он знаешь, как старался. Не хочешь? А чего хочешь?

Лиза подняла глаза на Любу, потом посмотрела на коробку с пирожными. Любе показалось, что на лице ее скользнула тень улыбки.

– Пироженки отличные получились, Славкина идея.

Женщины молча ели пирожные, запивая сладким больничным чаем из пластиковых стаканчиков. Люба не знала молитв, но впервые в жизни про себя обратилась к Богу. «Господи, я же все понимаю, что сама виновата. Но мужу-то это за что? Он же хороший человек, никогда никого и словом не обидел. И девочке этой за что? Она же просто его любила, такого, как есть. Видела она в нем что-то, чего он сам в себе не видел. Зачем ей всю эту боль в себе носить?»

На прощание Люба обняла Лизу.

– Если ты слышишь меня, там, где ты сейчас, ты не бойся, нам Бог поможет.

Лиза кивнула.

Люба, запыхавшись, вбежала в отдел кадров.

– Галя, рассказывай мне всё!

– Что – всё?

– Про церковь, все, что знаешь!

– Ясно, – Любина подруга хитро усмехнулась, – Ну, во-первых, Евангелие прочитай, от Марка, оно короче. И в храм ходи, в субботу вечером и в воскресенье утром. Еще сорокоуст тебе надо заказать, за упокой, и невестке за здравие. И икону найди, Богородицы, называется «Взыскание погибших», ей за погибших детей молятся, обязательно ей свечку поставь! Люб, ты ж не крещеная? Покреститься тебе надо срочно!

По дороге домой Люба зашла в иконную лавку и купила книги – Евангелие и молитвослов. Дома её встретил Слава: – Ты где пропадала, жена? Я дома прибрался и шторы постирал, а то год уже пылились.

– Спасибо тебе, у меня бы руки до них не скоро дошли.

Люба села в любимое кресло в гостиной и погрузилась в чтение, Слава сидел рядом и молча любовался читающей женой.

– Славк, а ты крещеный? – Вдруг спросила Люба.

– Нет, конечно, Любаш, время-то какое было, кто ж тогда крестился?

– Время для всех одно было, а умные люди никогда от Бога не отказывались.

Слава задумался, и одобрительно покачал головой.

– Да, Любаш, ты права, дело-то