«Угольков» было много, и я прекрасно видел, как от далёкого Межедара по горящему полю в нашу сторону неслись разъярённые искры, словно чья-то незримая воля направляла их сюда. Там тоже чертили воздух сотни выстрелов солдат, кипел бой.

Когда я свалился через крышу палатки, влепившись в гору каких-то сундуков, потом вылетел наружу. Кувыркаясь, как мешок с переломанными костями, я влетел под следующий навес, перекатился пару раз, и застыл в неестественной позе, глядя на потолок.

Твою ма-а-а-ать! Именно это мне хотелось кричать, но сломанная и съехавшая набок челюсть едва сдвинулась, вставая на место, и получилось:

— Ва-а-а-а… ма-а-а…

Где за затылком была моя нога, руки свёрнуты за спиной, вторая нога через них узлом… Почему я сознание-то не потерял? Это же просто невероятные увечья.

— Деверь мой дорогой! — звонкий голос Эвелины оглушил меня, — Ты пришёл меня спасти?

Казалось, что даже уши у меня переломаны в десяти местах, и её крик бил ещё сильнее. Я попытался скосить глаза, чтобы разглядеть Избранницу, сидящую на коленях всего в полшага от меня.

Руки связаны за спиной, но она всё равно улыбается, не сводит с меня счастливых глаз. Да уж, на появление героя-спасителя мой прилёт явно не похож.

— А… — я еле заставил челюсти раздвинуться, — Ох… Вро… Вроде того…

— Это просто чудо, — Эвелина будто светилась от радости, — Оттаскай Незримая меня за космы, ты пришёл за мной, несмотря ни на что!

Я попытался улыбнуться и понял, что проваливаюсь в забытье, дышащее предсмертным холодом. Даже таблетки «вытяжки», продолжающие внутри заниматься регенерацией, ничего не могли сделать.

У всего есть предел…

— Эй, Предтеча! — Эвелина возмутилась и заёрзала, — Иди же ко мне!

Руки у неё были не просто стянуты за спиной. В темноте я не сразу разглядел столб за её плечами — Избранница дёргалась вперёд, пыталась наклониться, но не могла до меня дотянуться.

— Деве-е-е-ерь! — она зарычала, видя, что мои глаза смыкаются.

«Иной… А, чтоб вас всех в Пробоину засосало! Незримая, помоги нам!»

Эвелина аж шарахнулась назад, стукнувшись затылком об столб и округлив глаза:

— Что я слышу, нечисть просит меня о помощи?

Одержимый внутри меня захныкал. Его всхлипы замедлялись, будто он замерзал — в той части души, где скрывалась его сущность, всё подёрнулось льдом.

«Буду, буду служить тебе», — послышался его слабеющий голос.

— Веры Легиону нет, — ответила Эвелина, — Но ты и вправду послужишь, нечисть.

Удивляться, откуда она знает имя моего Одержимого, сил уже не было. Шум полыхающего лагеря, вой «угольков», крики гвардейцев и солдат. Всё это исчезло, и осталась тишина.

Тишина… и она.

Я старался, таращил глаза на Эвелину, не давая векам захлопнуться. Пытался насмотреться в последние секунды на ту единственную, за которой я поплёлся в этот грёбанный лагерь, чтобы убивать вояк, которые просто несут свою службу.

И зачем? Ну, что мне до внутренних разборок этих чернолунников, если они сами друг друга спокойно предают.

Спокойно бы дошёл до юга вместе с армией, там бы встретил одноглазого святошу, снял бы это проклятое «Вето». Потом поступил бы в гвардию, а именно в Пламенную Когорту…

Дослужился бы до высокого чина, может быть, даже генеральского. А там можно было бы спокойно, имея за спиной силу в виде когорты верных солдат, предъявить свои права на трон. Ну или, в крайнем уж случае, признаться отцу. И попробуй они меня взять на опыты…

Как говорится, «умная мысля приходит опосля». И сейчас это показалось вполне даже разумным.

Как-то на задний план отодвинулось, что придётся всё время прятаться от Стражей Душ, следить за своими способностями, да и Одержимый изнутри никуда не делся.

— Ох, сгинь моя луна!

Что-то стукнулось мне в скулу, возвращая в реальность. Это было бы больно, если бы сейчас всё моё тело не было наполнено страданиями…

Упавшие на моё лицо волосы защекотали нос, и совсем рядом, фыркая пылью мне в ухо и касаясь меня лбом, пропыхтела Эвелина:

— Предтеча, ну же! Поцелуй меня.

От удивления я даже приоткрыл веки. Та поза, которую Эвелина приняла, упираясь вздыбленной пятой точкой в столб, была не просто возбуждающей, а откровенно сводящей с ума. Так себя приличные Избранницы со столбами не ведут.

Лицо Эвелины было совсем рядом — она упиралась подбородком в грязный пол и пыталась ещё подтянуться, но уже достигла предела. Осталось-то всего сантиметров десять, которые теперь на моей совести. А у меня в это время роились в голове сомнения, что невозможно извернуться так, когда у тебя руки связаны за столбом.

Но как-то же она протащила свой зад кверху, оставив связанные руки внизу столба, чтобы подобраться ко мне вытянутыми губами? Вот же сумасшедшая баба. Вокруг витает смерть, мне нужна срочная помощь целителя, а ей бы только целоваться.

— Деверь! — упёртая в пол челюсть мешала ей говорить, и голова девушки при этом подпрыгивала, — Давай!

Я в лёгком недоумении подкрутил шею, скосив глаза… Что давай?

Румяные её щёки чуть ли не пылали от злости, а полные губы были уже прокушены от чрезмерных усилий, но эта кровавая помада, казалось, лишь придавала ей какого-то адского шарма. Она ещё сверлила меня горящими от ярости глазами, дополняя картину.

— Не будь бревном, Иной!

«Идиот, кроме неё, никто нам не поможет!»

Я не успел удивиться, когда это Одержимый изменил своё мнение об Эвелине, как вдруг перед глазами возникла картинка.

Мне привиделась совсем другая Эвелина. Избранница подо мной, абсолютно раздетая и разгорячённая, с раскинутыми по подушке волосами, не сводит с меня взгляда, и мы двигаемся с ней синхронно… Страсть распаляет нас, мешает даже стонать, и её грудь прыгает в такт моим резким движениям.

Вау! Вашу же псовую луну, вот это мотивация!

Видение исчезло, и я распахнул глаза, снова осознав себя под шатром рядом с Эвелиной, тянущейся ко мне от столба. Ну, ладно, ради такого будущего можно и даже нужно чуть-чуть подвинуться.

Мой рывок к её лицу был резким, болезненным, и заставил меня потерять сознание. Но прежде, чем я потонул в темноте, я почувствовал её губы. Влажные от пота, мягкие, чувственные… и раскалённые!

Где-то далеко заверещал от боли Одержимый.

«Такова воля Незримой!» — счастливый крик Эвелины улетел в бездну со мной.

* * *

Вот же пёс горелый! Я привык, что теряют сознание от нестерпимой боли, но вот приходить в себя от ещё больших страданий мне не доводилось.