Согласно уставу, любой гардемарин мог подвергнуться порке, но до определенного возраста. Алекс в свои шестнадцать лет уже перемахнул установленную границу. Исключением мог быть только серьезный проступок. Лейтенант Казенс не нарушил устав, но нарушил традицию. Алекс выглядел несчастным, но не жаловался, и правильно делал.

Я уснул.

Через две недели мне снова пришлось держать экзамен на «причаливание судна». Я бесконечно долго прокладывал курс. Лишь на то, чтобы вычислить наше местонахождение, ушел целый час. Даже потерял всякое терпение. Я покинул мостик весь мокрый от пота, но корабль не разбил, хотя воздушные шлюзы вошли в контакт довольно жестко.

Мне захотелось похвастаться Аманде своими успехами, и я нашел ее в комнате отдыха, где она смотрела эпическую поэму по головиду. Она тотчас выключила его и внимательно меня выслушала. Говорил я увлеченно, с волнением.

Я больше не сидел за ее обеденным столиком, но мы оставались друзьями. Подолгу гуляли по круговому коридору, вместе читали в ее каюте. Она рассказывала о текстильном концерне своего отца, я — о жизни в Академии. Единственное, что мы позволяли себе, — это держаться за руки. Я мог бы спать с ней, устав разрешал.

Кроме того, мне, как и остальным гардемаринам, доктор Убуру ежемесячно делала инъекцию для поддержания стерильности. Но Аманда не приглашала меня, а настаивать я не мог: она была пассажиркой.

Прошло несколько дней после моего триумфа на капитанском мостике. Я валялся на койке, наблюдая, как Сэнди дразнит Рики Фуэнтеса, корабельного юнгу.

— Можно мне поиграть? Ну пожалуйста, сэр! Пожалуйста! — Юнга тянулся к оркестрону, который Сэнди, ухмыляясь, держал у себя над головой. Двенадцатилетний Рики, добрый и доверчивый, был всеобщим любимцем. Даже Вакс относился к нему снисходительно.

Рики посещал кубрики экипажа, офицерские каюты и кают-компании пассажиров. Такая у него была служба. Он передавал сообщения, находил забытые матросами и офицерами принадлежности и вообще делал много полезного. Такие мальчики были на каждом большом корабле — обычно сироты или те, кто хотел сделать карьеру. Как правило, еще не достигнув двадцати лет, они становились моряками первого класса или младшими офицерами.

Сэнди наконец отдал ему оркестрон. Мальчик выбрал арфу, французский рожок и тубу, установил ритм бонго бит и стал наигрывать на крошечных клавишах простую мелодию. Потом заставил инструмент повторить ее и, используя остальные инструменты, сделал контрапункт.

Рики слушал, как развивает оркестрон записанную им мелодию.

— Тащусь! Ну просто тащусь! — Видимо, он хотел сказать, что ему очень нравится. Я был всего на пять лет старше него, но жаргон меняется быстро. Запись подошла к концу. — Спасибо, Сэнди. Мне надо бежать. Я сегодня помогаю на кухне, то есть на камбузе. Пока, сэр! — Он умчался.

В возрасте Рики я рубил дома дрова, отец заставлял. Я не был таким открытым, общительным и никогда не буду. Мы с отцом почти не разговаривали друг с другом и уж, конечно, не смеялись.

После ухода Сэнди я задремал.

Спустя какое-то время вошел Вакс и включил свет. Приятные сновидения исчезли.

— Выключи свет, Вакс, — пробормотал я.

Он, словно не слыша, неторопливо раздевался.

— Вакс, выключи свет, я тебе говорю!

— Конечно, Ники. — Он шлепнул по выключателю, стараясь выказать мне свое полное пренебрежение.

Но то ли от обильного ужина, то ли оттого, что я не занимался гимнастикой, я тут же уснул мертвым сном.

Через некоторое время я услышал недовольный голос Вакса:

— Холодно. Сделай потеплее, Уилски. — Послышался шорох простыней. Сэнди встал, чтобы усилить обогрев. Через несколько минут снова раздался голос Вакса:

— Сэнди, ужасно жарко. Убавь. Сэнди опять поднялся.

На этот раз я заснул уже не так быстро.

— Прибавь жару, Уилски!

Я очнулся, внутренне холодея от ярости. Алекс застонал во сне. Сэнди, видимо, спал и не ответил.

— Уилски, ты, жопа сраная, а ну поднимайся и прибавь жару! — Последовало еще несколько нецензурных ругательств. Опять зашуршали простыни. Сэнди поднялся и отрегулировал температуру.

Я лежал и думал. Конечно, я далеко не всегда вступался за Сэнди перед этим чертовым Ваксом, но всему есть предел. Еще чуть-чуть — и чаша терпения у Сэнди переполнится. Более того, переполнится она и у меня. Где подвести черту? И каким образом, чтобы эта здоровенная горилла на соседней койке не снесла мне башку и чтобы я не потерял контроль над своим кубриком?

— Теперь убавь.

— Все нормально, — услышал я свой собственный голос.

— Жарко. Этот болван не может отрегулировать температуру.

— Тогда встань и сам отрегулируй.

Вакс сделал вид, будто не слышит.

— Уилски, спусти свою очаровательную задницу и сделай нормальную температуру.

Так, с меня хватит.

— Оставайся на своем месте, Сэнди. Это приказ.

— Есть, мистер Сифорт! — отрапортовал Сэнди с благодарностью.

— Какого черта ты встреваешь, Ники?

— Хватит, Вакс, — сказал я как мог строго.

— Пошел ты… Вот и говори с ним.

— Вакс, включи свет. — Я ждал, но он не пошевелился, форсируя развязку.

По абсолютной тишине в каюте я понял, что никто не спит.

— Алекс, вставай. Включи свет.

— Есть, мистер Сифорт! — Алекс, сонный, с взъерошенными волосами, щелкнул выключателем и нырнул в койку, от беды подальше. Вакс сел, глаза его горели злобой.

Я лег на спину, положив руки под голову.

— Вакс, двадцать отжиманий. — Атмосфера накалялась.

— Отжимайся сам, Ники.

У Алекса перехватило дыхание.

— Вакс, двадцать отжиманий. Это приказ.

— Не будь большей задницей, чем ты есть на самом деле. — Это уже был открытый вызов. — Ты смеешь мне приказывать? Давай заставь, попробуй. — Он был прав, если учесть традиции. Но и старший гардемарин имел кое-какие права.

— Это прямой приказ, Вакс. Двадцать отжиманий на палубе.

— Нет. Маловат ты еще, чтобы отдавать приказы. По крайней мере в кубрике. — Это был верный ход. Вакс посягал на мой авторитет в кубрике, а не на корабле.

— Мистер Хольцер, немедленно доложите наверх о вашем поведении. — Это значило, что он должен постучаться в каюту к старшему лейтенанту и доложить о наказании за неподчинение. За это его, скорее всего, выпорют на бочке, несмотря на возраст.

— Ты шутишь. Знаешь, чем это для тебя пахнет?

Я знал.

— Мистер Хольцер, немедленно ступайте к дежурному офицеру и доложите.