Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любоваться такой красотой можно бесконечно. Прикрыв иллюминатор, я забрался на свою койку. Рука сама потянулась к Православному Молитвослову.
«Боже вечный и Царю всякаго создания, сподобивай мя даже в час сей доспети, прости ми грехи, яже сотворих в сей день делом, словом и помышлением, и очисти, Господи, смиренную мою душу от всякия скверны плоти и духа. И даждь ми, Господи, в нощи сей сон прейти в мире, да востав от смиренного ми ложа, благоугожду пресвятому имени Твоему, во вся дни живота моего, и поперу борющия мя враги плотския и бесплотныя. И избави мя, Господи, от помышлений суетных, оскверняющих мя, и похотей лукавых. Яко Твое есть царство и сила и слава, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
(Молитва на сон грядущий первая святого Макария Великого к Богу Отцу).
Прочитал я молитву, перекрестился и уснул. Завтра будет новый день. Что он нам принесёт?
День третий.
Выглянув в иллюминатор, в ожидании увидеть рождение нового дня — самое прекрасное, из того, что я когда-либо видел за годы, проведённые на службе на флоте, немного огорчился. За бортом плотной белой стеной стоял туман. Даже волны еле видны с двенадцатиметровой высоты моей каюты.
Полёты сегодня начинаются на два часа позже, чем вчера. Да и, судя по увиденному в иллюминаторе, скорее всего их начало будут переносить. Можно ещё понежиться в койке.
Спать уже не хотелось. Полежал, вспоминая своих девчонок, вчерашнее чаепитие. Достал с откидной полки, где лежали книги, которые любил почитать на сон грядущий, или в свободное время «Православный Молитвослов».
Я давно уже, в меру своих сил, старался следовать малому «правилу» преподобного Серафима Саровского, как-то по случаю прочитанному в «Практическом руководстве к молитве» протоиерея Александра Мень: «…Для тех дней и обстоятельств, когда человек находится в крайнем утомлении или не имеет достаточно времени, можно читать малое «правило» преподобного Серафима Саровского — три раза «Отче наш», три раза «Богородице Дево» и один раз «Верую». Совсем опускать молитвенное «правило» опасно. Утомление и рассеянность не должны смущать нас. Даже если «правило» читается без должного внимания, слова молитв, проникая в подсознание, оказывают своё священное действие…».
Как и требуют святые отцы, некоторые основные молитвы я знал наизусть, но, боясь что-либо упустить, читал с Молитвослова. Сегодня я уже прочёл малое «правило», но настроение было таким, что хотелось повнимательнее почитать ещё.
Открыл наугад раздел «Молитвы на всякую потребу» и мои глаза остановились на ежедневной молитве святителя Филарета, митрополита Московского: «Господи! Не знаю, чего просить у Тебя, Ты Един ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя. Отче! Даждь рабу Твоему чего я сам просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения: только предстою пред Тобою. Сердце моё Тебе отверсто; Ты зришь нужды, которых я не знаю. Зри и сотвори по милости твоей, порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Нет у меня другого желания, кроме желания исполнять волю Твою; научи меня молиться! Сам во мне молись! Аминь».
Какие простые и понятные слова! На душе стало легко и радостно.
Господи! Да кто кроме Тебя лучше знает мои потребности, какие дела ждут меня сегодня. Всё в Твоих руках и я весь в Твоей власти!
Перекрестившись, прочитал «Отче наш».
Мысли снова вернулись к перспективам сегодняшнего дня.
Туман за бортом означал одно: полёты врядли начнутся сегодня вовремя, и врядли отлетаем всю смену. А завтра по плану должны становиться на якорь. Стоять будем несколько суток. Значит, появится возможность хорошенько отдохнуть. Впереди ещё две недели боевой службы. Когда ещё представится такая возможность — не известно.
Как я и предполагал, разведку погоды перенесли на час. В каюту возвращаться было лень и я, забравшись в кресло руководителя полётов в нашей «лузе» на КДП, стал, скуки ради, рассматривать в бинокль корабли ордера.
В их неясных силуэтах и окружающем пейзаже было что-то тоскливое и нудное, как затянувший на несколько суток осенний дождь.
Невольно вспомнился художественный фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика». Я люблю этот фильм. Режиссер тонко подметил и передал то настроение и состояние, что охватывает авиационный люд, когда и нужно летать, и всё для этого готово, но сменяет пелену тумана низкая облачность с противно моросящим дождём и народ слоняется от вынужденного безделья. Вроде бы и время свободное появилось поневоле, но не хочется заниматься чем-либо, чтобы не ушел настрой на полёты.
В своём вечном движении волны лениво проплывали за бортом. Утреннее солнце заставило поредеть туман. Вот и корабли нашего ордера стали видны отчётливей. Скоро начнётся работа.
Я вспомнил, как давным-давно, ещё в тысяча девятьсот девяносто шестом году, на боевой службе в Средиземном море, для решения противолодочной задачи меня с группой офицеров направили на СКР «Пылкий». Учения отыграли на «отлично», и настроение, поэтому, было приподнятым. Немного грустно было прощаться с гостеприимными хозяевами-балтийцами, на чьем корабле прожил целую неделю, но нужно было возвращаться к себе домой, на «Кузю», как ласково мы иногда называем свой авианосец.
До начала очередных полётов прислать вертолёт за нами по какой-то причине не получилось, и мы всей группой, перебравшись на эсминец «Бесстрашный», с его вертолётной площадки наблюдали за происходящим на «Кузнецове».
Вот он важно идёт по лазурным волнам Средиземного моря, спокойный и грозный. Казалось, ничто не может нарушить его невозмутимость. Но тут стали слышны звуки запускающихся двигателей самолётов и вертолетов. Корабль мгновенно преобразился. Исчезла кажущаяся тяжеловесность, и в движении появились лёгкость и даже элегантность. Раздался рёв самолётных двигателей, заработавших уже на форсажном режиме, и истребитель, пробежав по палубе, взмыл в небо. В очертаниях корабля появилась стремительность, и даже нос-трамплин уже не просто возвышался над полётной палубой, а стал дерзко вздыматься над волнами. Казалось, что корабль всем своим видом говорил: «Вот он я какой настоящий. Я — авианосец!».
Полёты на этот раз, как я и предполагал, оказались короткими — всего два часа отработали, но вымотались так, будь-то бы, целую восьмичасовую смену отпахали. Пришлось попотеть и из-за посыпавшихся отказов: сначала заклинило задержники на втором старте, потом лопнула рессора под третьим приёмным тросом, и, для полного счастья, у руководителя полётов в самый неподходящий момент кратковременно отказала связь. Затем подошел туман.
Решили больше не дёргаться. Полёты прекратили.
Чтобы снять напряжение и скопившуюся усталость решил сходить в каюту психологической разгрузки, поваляться в хитрых очках под музыку, или, если сказать научным языком, «пройти сеанс релаксации».