– Ты сделаешь это, доченька? – Он поднял голову, глянув с надеждой сначала на дочь, а потом на стекло витрины, очевидно, проверяя, достаточно ли на улице светло.

– Да, конечно, папенька, с радостью. Тем более что и сама не голодна. Только ты меня не жди, – она подхватила три подписанных свертка и уже была в дверях, ловко не столкнувшись с груженным книгами денщиком, – если раньше семи не вернусь. Последней зайду к Настасье Даниловне, она может меня сразу без чая не отпустить. Наверняка так и будет, как в прошлый раз и позапрошлый. У нее такая чудная левретка, просто прелесть, а не собачка. Я опять с ней заиграюсь, позабуду о времени. Ты не жди! Еда на столе.

Сделала книксен Камарину, нацепила канотье и выбежала на улицу, уже соображая план обхода по адресам. Порылась в карманах фартука, который так и не сняла, впрочем, как и форму, вынула копеек десять, решила взять извозчика до Московского форштадта, оставить заказ жене аптекаря Фролова, потом бегом добраться до улицы Попова – там книг ждал старый профессор из Политехнического – и закончить пробег у Настасьи Даниловны, которая проживала по адресу Тургеневская, 16. Разумеется, ни на какой чай Соня оставаться не собиралась, по набережной бы добралась до Рынка, а там и Господская за углом.

Но как бы Соня ни спешила, у калитки особняка Даниловых она, запыхавшись, остановилась, когда вовсю сверкали фонари, а солнце падало за Двину, последними лучами отчаянно цепляясь за крыши, бельведеры и шпили города.

Окошко на втором этаже башенки справа горело, как и прежде, свет озарял горшок с фиалками, лепнину потолка и повисшую безжизненным крылом гардину. Но был ли еще жив хозяин дома?

И тут мелькнула его непривычно лохматая голова в прорезь занавесок, Соня испустила ликующий возглас, заставив Данилова вернуться к окну и, перегнувшись через подоконник, посмотреть вниз.

– Григорий Львович, какая радость! – сияя улыбкой, помахала Соня.

Тот мигом исчез, будто спасаясь, потом все же вернулся.

– Что вам здесь нужно? – бросил он приглушенно, и Соня тотчас поняла, что ей не так уж и рады, что визит ее, возможно, неуместен, но сделала книксен, больше не решаясь говорить. В замешательстве она продолжала смотреть вверх, запрокинув голову и придерживая канотье.

– Подождите, – тем же тоном, сквозь зубы, проговорил учитель истории. – Я сейчас спущусь.

Через минуту он уже был у ворот. В одной рубашке с итальянским воротничком, сидевшим кое-как, без жилета и в коротких брюках со складками. Протянул руку к калитке, но не открыл.

– Я, кажется, пояснил, что верну вашу тетрадку после экзамена, – вновь, не разжимая зубов, прошипел он, при этом оставаясь в тени большого кустарника и предпочитая разговаривать с Соней через решетку. Одной рукой он держался за кованый виток, другую опустил в карман брюк. Девушка сразу догадалась, что в кармане он прячет револьвер или пистолет, наверное, небольшой, к примеру «дерринджер» или «терцероль», а если револьвер, мысленно упражнялась Соня в дедукции и своем знании оружия, то разве что «велодог»?

– Григорий Львович, вас хотят убить, – шепотом сказала она и прильнула лицом к решетке.

– Я и так знаю, – тоже шепотом, но с ноткой отчаяния ответил Данилов.

– Это все из-за меня… то есть из-за моего дневничка… – начала Соня.

Данилов сделал непонимающее лицо.

– Пустите меня, не тут же обо всем рассказывать.

– Нет, Софья Николаевна, идите домой, вам здесь делать совершенно нечего, – строго прошептал Данилов из темноты и, отпустив решетку, шагнул глубже в кусты. – Идите.

Но тут он вдруг изменился в лице и подался вперед.

– А не вы ли мне сегодня… эту самую записку подбросили? – с яростью рубанул он.

– Ну что вы такое говорите, где мне достать револьвер, тем более «смит-вессон».

– Откуда вам знать, что это именно «смит-вессон»?

– Знаю. Потому что это я… напророчила вам все это, понимаете? – Она опустила голову и принялась накручивать на палец край фартука. – Нет, не понимаете! Все очень серьезно. Убийца – лихой выдумщик. Он так быстро сообразил, что все можно сделать по написанному и остаться ни при чем. Впустите, пожалуйста. Меня дома искать не станут, я уже предупредила.

– В своем ли вы уме, барышня! Вы представляете, что будет, коли у меня в доме гимназистку застанут? Уже девятый час, я буду обязан оповестить Анну Артемьевну, что видел вас разгуливающей одной после семи вечера. Уходите, говорю.

– Я вчера уже была здесь. Вы дверь не заперли. В прихожей была… и встретила убийцу с револьвером. – Соня отпустила фартук и опять взялась за прутья решетки. – Мужчина высокий, прятался в комнате слева от входа, вышел из нее, принялся подниматься…

Данилов судорожно всхлипнул и уронил лицо в ладони. Тут Соня увидела надетый на его пальцы апаш – кажется, он был готов к наступлению и даже неплохо вооружен. Может, он не так-то прост? И вовсе не недотепа какой, а самый настоящий бандит, сам убил кого-нибудь и теперь скрывается под личиной гимназического учителя? А Соня ненароком стала свидетелем каких-то его тайных дел?

Девушка в ужасе уставилась на Григория Львовича, стоящего в тени сада с головой, опущенной в руки, на пальцах его был надет револьвер-кастет с откидным кинжалом с блестящей рукоятью и тонкой инкрустацией.

Вдруг он выпрямился, показав бледное лицо с покрасневшими мокрыми глазами, и впустил девушку.

– Все равно завтра меня здесь уже не будет. А на вашу репутацию мне плевать, – бросил он и, резко развернувшись, двинулся в дом.

Соня поколебалась с минуту, отогнала страх и решительно шагнула следом. Раз уж втянулась в историю, иди до последнего. Так или иначе, бандит этот человек, учитель или несчастная жертва, тетрадочку свою лучше у него сегодня получить, дабы после та не стала неприятной против нее уликой.

Данилов легко взлетел по скрипучей деревянной лестнице, совсем как мальчишка перепрыгивая через четыре-пять ступенек, завернул направо, заторопился по анфиладе полутемных комнат. Свет в них проникал лишь с улицы. Пыльно-желтые полосы фонарного освещения ползли по полу, устланному коврами, поднимались к диванам, креслицам, кушеткам, этажеркам, шкафам, буфетам, прилипали к картинам, выхватывая из темноты то таинственные пол-лица чьего-то портрета, то подбородок, то шлейф платья или кончик шпаги. В конце анфилады горел свет: видимо, Григорий Львович обжил лишь это крохотное местечко в доме. Он ступал твердым и решительным шагом, совершенно не похожим на поступь неуверенного в себе юного учителя, только что приступившего к преподаванию. Соне показалось, что он даже стал выше ростом. И уж никакой карликовости в нем сейчас не обнаруживалось.

Когда Соня переступила порог, то насилу не ахнула. Это был не кабинет, а свалка самых неожиданных предметов. Посреди возвышался стол с шахматной доской, поверх нее вместо фигур стояло несколько свечей, желтые обои были исписаны египетскими, шумерскими знаками и латынью, всюду книги, собранные беспорядочными столбиками на ковре, секретере, подоконнике, нескольких креслах, обитых темно-вишневым бархатом. Соня узнала издания, купленные в их лавке, и скомканную оберточную бумагу, в которую они заворачивали покупки. В одном углу стояли рыцарские доспехи в полный рост, в другом – книжный шкаф, предназначенный для книг, но вмещающий в себя стройные ряды черепов и костей, в третьем углу, у двери, свалено несколько спортивных гирь, тут же к стене приделано странное устройство из брусьев и ремней. Гимнастический снаряд, догадалась Соня. И пробежалась глазами по обложкам книг, которые лежали рядом на полу, на подоконнике и этажерке: «Фехтование. Бокс. Борьба. С иллюстрациями Уолтора Армстронга, издание второе, Лондон», «Фехтование на саблях, Луиджи Барбазетти, издано при содействии С.-Петербургского Офицерского фехтовально-гимнастического зала», «Фехтование на эспадронах, италианская школа, составил С. С. Апушкин», «Краткое практическое руководство фехтования на рапирах с 40 рисунками, издание типографии В. Я. Мильштейна». Всего этого Данилов в книжном магазине Каплана не покупал. Вот это номер! Данилов хранил секрет – он вовсе не учитель истории, а учитель фехтования, прям как у Дюма.