— Поехали! — вслух произнесла Юмашева, нажав кнопку лифта.

Ей захотелось свернуть горы, повернуть вспять реки, перепахать целинные земли, улететь на Луну. В общем, захотелось что-нибудь изменить в своей жизни. Срочно! «Надо купить новую юбку!» — подумала она и решительным шагом вышла из здания министерства.

* * *

На Житной она немного погрустила, размышляя, стоит ли ей отовариваться в московских универмагах, денег и так кот наплакал, вечно их не хватает, и эта юбка совершенно новая, никто не заставлял покупать такую короткую, но, повздыхав по поводу собственных незадавшихся хозяйственных способностей, Гюзель Аркадьевна покатила в сторону ГУМа. Она перерыла все лавки и отделы, отыскивая подходящую юбку с соответствующей ценой, пока не наткнулась на отдел, в котором зевали две юные продавщицы.

— Девушки, подыщите мне юбку, такую, чтобы и не слишком короткая была, и не длинная, и коленки сверкали, и чтобы мужики падали штабелями, и цена не зашкаливала… Я командировочная, не местная, — она шутила и смеялась. Юмашева еще не верила, что тучу пронесло, а гроза грянет только через месяц, 15 февраля. Если она постарается и прогнется в три погибели, гроза обойдет ее стороной.

«А уж я прогнусь, я расстараюсь, не дам неприятностям грянуть над моей головой», — мысленно клялась Гюзель Аркадьевна, роясь в ворохе юбок, пиджаков, блейзеров, охотно доставленных смешливыми девушками.

— Вот эта, — она выбрала юбку и посмотрела этикетку, — ой, слишком дорого, несите другую.

— Примерьте, мы вам скидку сделаем, — затараторили в один голос девушки, — примерьте, это ваша юбка. У нас глаз наметанный.

— А со скидкой сколько будет стоить? — осторожно спросила Гюзель Аркадьевна.

— За пятьсот отдадим, дешевле купите только на вещевом рынке, но там, сами понимаете, — девушки продолжали говорить в один голос, расхваливая московскую юбку.

«Пятьсот за такую юбку! Вот это да! А я все Москву ругаю, а здесь кругом милые девушки, добрые, отзывчивые, пожалуй, таких девушек в Питере не найти, настоящие московские барышни», — весело подумала Гюзель Аркадьевна и отправилась в примерочную кабину. «Эх, хороша юбка, в ней бы в министерство явиться на прием!» Но Юмашева тут же устыдилась собственных мыслей. «Юбка как юбка, стильная, за колено, как и положено красивой женщине, даме, которой галантные мужчины готовы купить самолет. Хотя бы на час…» В этом месте Юмашева вспомнила Андрея, прикосновения его рук, запах кожи. И еще она вспомнила, как в самолете у нее кружилась голова от внезапно свалившейся на нее любви. Она вышла из примерочной, и девушки ахнули конечно же в один голос: «Ах, как хорошо, как здорово, юбка ваша, вы в ней будто родились!»

— Правда, хорошо? Девушки, не обманываете? — Гюзель Аркадьевна кокетливо повертелась перед большим зеркалом. — Когда человека очень мало, тогда требуется много одежды. И наоборот. Не обманываете меня? — спросила она, не в состоянии оторвать восхищенный взгляд от зеркала.

— Нет, зачем нам вас обманывать! — дуэтом заверещали девушки и побежали оформлять скидку.

Юмашева решила переодеться. «А что, буду ходить по Москве в новой юбке. Нельзя, что ли, немного пофорсить полковнику? Интересно, а меня много или мало, имеется в виду, как человека? Мне много требуется одежды? Пожалуй, мало, китель да сапоги, да вот еще и новая юбка. — Она прошлась по лестницам универмага, разглядывая себя в зеркало. — Шик, блеск, красота! — Юбка обтягивала бедра, как нейлоновый чулок, не стягиваясь в складки, не морщась и не облипая тело. — Очень сексуально», — радовалась Гюзель Аркадьевна, отгоняя от себя мрачные мысли, стараясь не думать о возвращении в Петербург. Дома ее ждала изматывающая работа с неясными перспективами в конце тоннеля.

Остатки командировочных денег ушли на обед в «Макдональдсе», да еще немного осталось на такси до Ленинградского вокзала. Взъерошенный таксист мрачно спросил, когда она остановила его.

— Бабло есть?

Юмашева озадаченно уставилась на него, раздумывая, что бы такого ядреного ему сказать, но сдержалась и ехидно ответила:

— И бабло есть. И дедло в наличии! Могу предъявить. Откуда такой интерес?

— Садитесь, — таксист хмуро кивнул ей. — Только что клиент кинул. Извините.

— Москва… — сказала Гюзель Аркадьевна, вкладывая в слова философский смысл с оттенком иронии.

— Москва! — мрачно подтвердил таксист и сплюнул в открытое окно.

«Сам москвич, а город не любит. Надо же, а мне Москва сегодня очень нравится, такая милая-милая Москва, очень симпатичная и хорошенькая», — думала Юмашева, выглядывая из окна автомобиля, стараясь разглядеть Кремлевские звезды.

В поезде она крепко уснула, стараясь не замечать пыльных одеял, постельного белья, с которого дождем сыпалась грязная труха, грязи в туалете и обычной вони, сопутствующей всем железнодорожным составам, изо дня в день перетаскивающим непритязательный народ. «Ну, не каждый же день в конце концов летать в индивидуальном самолете», — с иронией подумала Гюзель Аркадьевна. На секунду ей улыбнулось лицо Андрея, она удержала его в памяти, и вместе с ним погрузилась в крепкий сон, такой крепкий, что проснулась она, когда состав уже подъезжал к Колпино.

«Что ж это я? Скоро дом, мой дом — Петербург! Не люблю, когда город называют Питером, это звучит пошло», — подумала она, ловко спрыгивая с верхней полки. Быстро натянув сапоги и набросив куртку, Гюзель Аркадьевна бросилась к выходу. «Скорее, скорее домой, быстро переодеться и на работу!» Если бы можно было не заходить домой, а сразу идти на службу, Юмашева так и сделала бы, но порядок есть порядок, она должна появиться в отделе, блестящая и выправленная, как морской кортик.

* * *

— Проходи, сынок! — сказал широкоплечий плотный мужчина, сидевший в кресле. Он глубоко утонул в нем, отчего его ноги оказались выше головы. Входящему показалось, что слова приветствия доносятся через глухую перегородку.

— Пап, тебе вредно сидеть в таком кресле, выкинь ты его, в конце концов, — вошедший протянул руку для приветствия через ноги сидящего в кресле. Ухватив отца за руку, он с силой дернул его и поднял из кресла.

— Велика сила привычки, это же кресло генерала Бойкова, помнишь такого? Откуда тебе помнить, — отец раздраженно махнул рукой, он с сожалением поглядел на кресло, — когда я вышел в отставку, хозяйственное управление специальным приказом передало мне это кресло на вечное хранение, как в музей. Так-то! — плотный мужчина остановился возле кресла и долго смотрел на него, предаваясь приятным воспоминаниям.

— Виктор Ефимович, вам принести чаю? — чуть приоткрыла дверь секретарша.

— Да-да, и чаю принеси, и к чаю чего-нибудь покрепче. Видишь, кто у меня в гостях, самый дорогой гость — Ефим Викторович Лесин!

— Здравствуйте, Ефим Викторович, я вас не видела, выходила на минуту, — секретарша, не договорив, исчезла за дверью.

— Вечно она выходит на минуту,