— Далеко он?

— Шагов за триста, скоро будет здесь!

— Сколько их?

— Трое! Они только проводили повозки с отрядом! Теперь едут обратно!

— Отлично!

Предводитель шайки отвел край широкого плаща и взял в руку небольшой заряженный арбалет. Стрела под натянутой тетивой нацелилась в парижскую мостовую…

…Трое всадников приближались к темному переулку, в ярком свете луны уже были видны стальные поножи и наручи, шлемы на головах двух всадников. Первый из рыцарей был в широком берете. Они не готовились к бою, скорее — просто путешествовали. Рыцари разговаривали — их голоса разносились эхом по Старой Храмовой улице, где когда-то первыми из первых были могущественные тамплиеры.

Когда всадникам до переулка проехать оставалось не больше сорока шагов, лошадь одного из ночных разбойников неожиданно заржала, за ней — другая. Главарь гневно оглянулся назад — разбойники замерли. Они выдали себя! Рыцарь в берете, возглавлявший тройку, взмахнул рукой, и всадники остановились. Один из них вытащил меч. Затем, придерживая коней, двинулись вновь.

Они ехали медленным шагом…

Главарь понял, что терять время больше нельзя. Он легонько ударил коня шпорами:

— Время пришло — за мной! — шепотом, горячо сказал он. — Герцог — мой!

Главарь первым выехал в свет луны, и ночное серебро четко отпечатало тонкий серповидный шрам — он пересекал левую часть его лица от уголка глаза до подбородка.

— Если вы разбойники, то вложите свои мечи в ножны! — громко выкрикнул рыцарь в берете. — Я герцог Орлеанский! Пропустите нас, и вы будете прощены!

А вся вооруженная ватага уже вырывалась из темного переулка и разрозненно неслась на трех путников. Людовик успел переглянуться с товарищами. Кто мог рискнуть напасть на могущественного вельможу? — обманутый муж? Рыцари, держа в руках мечи, окружив сюзерена, приготовились к нападению.

— Я Людовик Орлеанский, брат короля! — как можно громче выкрикнул герцог.

Главарь банды, опередив других, остановил коня в десяти шагах от герцога.

— Ты нам и нужен! — зарычал он и поднял арбалет. Стрела смотрела точно на Людовика Орлеанского…

Рыцари, телохранители герцога, не знали, кому отвечать — тем, кто через несколько секунд превосходящими силами должен был врезаться в их ряд, или отразить нападение арбалетчика. В это мгновение стрела ударила вперед, но герцог успел дернуть за узду и поставить коня на дыбы. Животное приняло удар на себя и, припав на задние ноги, стало заваливаться назад. Тем временем рыцарь, что ехал от герцога по правую руку, держа меч, уже припустил на обидчика, но тот отбросил левой рукой широченный плащ — и теперь держал второй арбалет. Удара мечом не последовало — стрела пробила шею налетевшего рыцаря и тот слетел с коня — упал под копыта окружавшей их ватаги. Часть ее уже набросилась на третьего рыцаря, что пытался отбить своего хозяина, упавшего вместе со смертельно раненным конем на мостовую.

— Именем короля! — отбиваясь, кричал рыцарь. — Стража, сюда! Жизнь герцога Орлеанского в опасности!

Его ловкий меч уже рассек лицо одному из бандитов, что лезли вперед, мешая друг другу; рассек другому плечо; поразил коня третьего в шею, и тот, бешено заржав, понес, но тут же, сбросив седока, упал, истекая кровью.

Но слишком много было нападавших — рыцаря герцога ударили в бок топором, а меч другого нападавшего ударил ему в шею. И еще один удар топора пришелся на голову…

Людовик Орлеанский отбивался один, прижавшись к стене. Он уже поразил одного из нападавших. Но герцог был без лат, только кольчуга. И поэтому каждый удар, который он не успевал отбить, лишал его сил. В какой-то момент герцог схватился за грудь — он был ранен, но любопытному Этьену, бандиту с большой дороги, показалось, что колдун Людовик Орлеанский хочет воспользовался мандрагорой. Что теперь вся надежда врага только на дьявола, которому он поклоняется!

— Бойтесь мандрагоры! — вопил вооруженный боевым топором Этьен. — Он вызывает дьявола! Бойтесь мандрагоры!

Нападавшие разбойники отступили — герцог держался за грудь!

— Расступитесь! — заорал кто-то за их спинами. — Все — вон!

Точно молния, перед Людовиком вырос человек с тонким шрамом, пересекавшим темное лицо. В руках он держал арбалет. Однажды герцог предсказал близким свою собственную сметь, он видел ее во сне — она подкараулила его на темной улице. Но он никогда толком не верил в собственное предсказание! И вот теперь эта смерть была отчаянно близка — такая неожиданная и бесславная! Помощи ждать было неоткуда. Но он еще крепко держал в руке меч и смотрел на этого человека. Он знал его, но откуда?

Стрела ударила ему точно в грудь, пробив левую руку, пригвоздив ее к телу. Но эта рана была не смертельной — кисть руки и кольчуга смягчили удар.

Зарычав, Людовик Орлеанский пошатнулся…

— На землю его! — выкрикнул главарь бандитов. — На землю!

Бандиты раздумывали, но недолго. Они бросились и повалили герцога, вырвали из его руки меч.

— Топор! — закричал главарь. — Топор мне!

Этьен протянул предводителю шайки оружие.

— Держите его руку! — не унимался тот. — Быстрее!

Здоровяк Этьен наступил герцогу на правую руку.

— Мерзавцы! — хрипел герцог. — Мерзавцы…

Главарь встал на одно колено, быстро склонился над герцогом.

— Ты не помнишь меня?!

Герцог хрипел, он хотел плюнуть тому в лицо, но не смог — задыхался от раны в груди.

— Так помнишь или нет?!

— Мессир де Ба, торопитесь! — закричали сзади. — Охрана может прийти в любую минуту!

— Тогда вспомни моего брата, которого ты приказал сжечь живьем! — выкрикнул ему в лицо наемный убийца. — Жана де Ба! Вспомнил?!

— Бо Клер, черная душа! — хрипло выдохнул герцог.

— Да, Бо Клер! И это меч твоих солдат располосовал мое лицо! Пришло время возмездия! За моего брата, моего хозяина — герцога, и меня!

Это были самые страшные мгновения для Людовика Орлеанского — за все его тридцать пять лет жизни! И многое пронеслось за эти мгновения перед ним. Сгорающие заживо придворные, его друзья и подруги, которые ради маскарада, полуголые, измазались смолой и пугали друг друга, точно дикари, а он, напившись, забыл о предосторожности и случайно запалил многих из них принесенным факелом. Вспомнил покаянную процессию и себя, идущего босиком, в рубище, по февральскому снегу парижских мостовых. Вспомнил вопящего на костре Жана де Ба — некроманта и колдуна, служившего Жану Бесстрашному, которого он осудил и поспешно повелел сжечь. Его брат Жак вступился за брата, и солдаты располосовали тому лицо. Вспомнил соблазненных женщин и обманутых мужей, которые ничего не могли сделать второму человеку в королевстве, а подчас и первому… Но вид изуродованного лица убийцы и занесенный над собой топор заслонил другой человек, которого здесь не было. Хищная физиономия Жана Бургундского, одержавшего верх, победившего в этой схватке, длившейся столько лет!..