к рейду, запрягайте, хлопцы, коней. Сегодня три прилетело, завтра утром прилетят шесть, а к обеду и полки подойдут.

Все задвигались, повеселели. И только летчики были заметно опечалены.

И СНОВА В РЕЙД…

Наступали сумерки. Партизаны начали вывозить сани из дворов на улицу.

Если бы у ковпаковцев за плечами не было винтовок и автоматов, то можно было подумать, что жители богатого села собираются на большую ярмарку. Одни чистили лошадей, другие смазывали дегтем сбрую, третьи хозяйственно укладывали в сани взрывчатку, ящики с патронами и мешки с продуктами. Поражала молчаливая сосредоточенность людей.

Рослые лошади, захваченные у врага, были запряжены в пушки. Лошадей хорошо кормили, они привыкли к новым хозяевам.

Начальник партизанской артиллерии Сергей Васильевич Анисимов осматривал колеса пушек.

Заметно начало темнеть. Улица преобразилась. Множество саней, накрытых рядном, выехало на дорогу. Партизаны повязали вокруг воротников шарфы, вместо кожаных сапог на ногах теперь были валенки. Станковые пулеметы выглядывали из-под цветных домотканых ковров. В хвостах и гривах лошадей виднелись разноцветные ленточки.

Это был первый батальон, Путивльский, которым командовал сам Ковпак.

Все ожидали Деда. Перед его домом стояли лошади, запряженные в сани с высокой спинкой. За санями пританцовывала вороная лошадка. На ней было седло, и с луки спускалась нагайка.

Политуха, ездовой Ковпака, хлопотал тут же. Иногда он отходил от упряжки, придирчиво осматривал ее со стороны и что-нибудь поправлял.

Время шло. Кони нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Их спины и бока белели от изморози.

Сзади саней Деда стояли такие же, как и у Ковпака, сани комиссара Руднева. За ними гарцевала статная белая лошадь.

Скрипнула дверь. Вышел Дед и начал осматривать готовую к походу колонну. Подошел к саням, которые почему-то показались ему ненадежными, потрогал крепление оглобель, чересседельники и, не найдя недостатков, вернулся к своей повозке.

К Ковпаку подъехали командир разведывательной роты Бережной и помощник начальника штаба Войцехович.

— Товарищ командир объединенных украинских партизанских отрядов, — громко и по-военному четко начал Бережной, — соединение готово к рейду. Конная разведка Ленкина выслана для захвата моста на реке Случь. Стадо скота вышло на два часа раньше по маршруту под охраной второго батальона. Ну, а остальное видите сами, — закончил он, понизив голос, уже по-штатскому.

— Добро, — сказал Ковпак. — В счастливый путь. Давай ракету.

В воздух взвилась красная ракета. Лошади насторожились.

— Ну, присядем перед рейдом, — сказал Ковпак, — такой обычай у народа нашего.

Все сели и, помолчав, через минуту встали. Я закурил.

— Это же тебе и до конца села не хватит, — сказал Ковпак.

— Я не умею крутить такие большие цигарки, как у вас, — ответил я.

— Моей хватит верст на десять, — ответил Дед и уселся в повозку.

Я отыскал сани коменданта и подсел к нему. Лошади сразу перешли на рысь.

На конце деревни собрались ляховические жители. Сняв шапки, провожали партизан. С уходом ковпаковцев они оставят деревню и переберутся в лес.

Партизанский караван вылетел на снежный простор, деревня стала быстро уменьшаться и скоро совсем исчезла среди белых полей.

В ту ночь конная разведка Александра Ленкина захватила мост на реке Случь. Спешившиеся конники двадцать минут выбивали фашистскую охрану из дзотов, сооруженных у моста. Фашисты отступили только тогда, когда конники обошли мост с трех сторон. И вот наша колонна спокойно перешла реку Случь.

Под вечер мы въехали в село Милевичи. На деревенской площади поднимался в небо высокий деревянный крест.

После завтрака колонна тронулась дальше. Проехали одну лесную деревню, и наконец стало на нашем пути большое богатое село. Оно называлось Чолонец и было центром огромного партизанского края Пинской области.

В Чолонце Ковпак пробыл два дня. Отсюда Вершигора выслал разведчиков вперед.

За границами края пинских партизан, на западе, пролегала железная дорога из Барановичей. Ее предстояло пройти.

— Если дорога прилегает к партизанскому краю, значит, она усиленно охраняется, — сказал Вершигора Бережному. — Надо хорошо изучить переезд и взять его налетом.

Бережной проинструктировал разведчиков, и те исчезли из села.

Вершигора и Бережной за эти два дня выяснили, сколько проходит поездов в сутки и в какое время, как охраняется переезд на станции Мальковичи. Именно здесь было намечено пересечь железную дорогу.

Мне показалось, что Вершигора слишком уверен в успешном выполнении этой задачи и даже не интересуется количеством врагов, охраняющих переезд, и я сказал об этом.

— Охраны больше ста человек быть не может, — ответил он. — Раз так, то на крайний случай достаточно Анисимову ударить из пушек по станции, как все разбегутся.

5 февраля ковпаковцы двинулись дальше. Колонна сделала небольшой переход и остановилась в селе Чучевичи, в двадцати километрах от станции. Ковпак как бы нацеливался на переезд. Перед выездом он спрашивал командиров батальонов:

— Секиры, пилы наготове?

— По десять пильщиков наготове, — отвечал каждый командир.

— Ломы тоже наготове?

— Тоже наготове.

Могло показаться, что Дед собирался на какие-то хозяйственные работы. Топоры, пилы и ломы готовились для разгрома станционного хозяйства.

Разведка Бережного и Ленкина первой приблизилась к станции Мальковичи и была встречена пулеметным огнем. Тогда разведчики рассыпались в цепь и пошли в атаку, по снегу, довольно глубокому. Противник усилил огонь, и разведчикам пришлось залечь.

Наша колонна была уже на подходе, и мы отчетливо слышали стрельбу пулеметов. Ковпак приказал остановиться.

— Это мне уже не нравится, — сказал он комиссару. — Развернуть пушки!

Анисимов развернул батарею, и она дала по станции три залпа. До колонны донеслось «ура» — это уже означало, что разведчики снова пошли в атаку. И Ковпак приказал трогаться.

В новой деревне ковпаковцы остановились на отдых.

Я записал в дневнике впечатления прошлого дня и вышел из хаты. Морозное небо над Белоруссией было черное, звезды необыкновенно крупные, и казалось, будто они низко-низко подвешены над землей. Сильно морозило.

В хате Ковпака сидело почти все руководство соединения. Рядом с Сидором Артемьевичем — гость, командир местного партизанского отряда. Обращаясь к нему, Ковпак говорил:

— Вы мне что угодно в доказательство приводите, но то, что творится в вашем партизанском отряде, — это не больше, как первоначальная стадия партизанского движения. Ушли в болота и ждете, когда к вам враг придет. Его искать надо да бить. Для партизан оборона — самая поганая тактика. Нам, партизанам, одна тактика впору — нападение.

— Но и тактика обороны у нас дает результаты, — сказал гость.

Ему наперебой возразили несколько человек.

— Неправильно, коли народ заставляют ждать удара и потом только отвечать на этот удар, — сказал, не повышая голоса, Дед. Все примолкли, слушая его. — Климент Ефремович приказал нам вести исключительно наступательную тактику. На врагов надо нападать везде, где это