Ухо чёрное высунулось ещё немного, а за ним и другое ухо – белое.

Это другое ухо – белое – слушало спокойно, а вот чёрное всё время шевелилось, недоверчиво склоняясь в разные стороны. Как видно, оно было главней.

Я шмыгнул носом – и ухо чёрное подпрыгнуло, и весь заяц вышел из-под снега.

Не глядя на меня, он боком-боком побежал в сторону, и только ухо чёрное беспокойно оглядывалось – что я там делаю? Спокойно ли стою? Или бегу следом?

Всё быстрей бежал заяц и уже нёсся стремглав, перепрыгивая сугробы.

Ухо его чёрное замелькало среди берёзовых стволов.

А я смеялся, глядя, как мелькает оно, хотя уже и не мог разобрать – ухо это заячье или чёрная полоска на берёзе.

Почему у беляка одно черное ухо, а другое белое? Ведь зимой заяц-беляк белеет?

Заяц-беляк на зиму меняет серый мех на белый, чтобы быть незаметным на снегу: поэтому его и называют «беляком». Но кончики ушей у него остаются чёрными, контрастно выделяясь на белом фоне. Учёные так и не смогли выяснить причины такой странной окраски. Разумеется, оба уха на заячьей голове окрашены одинаково, «разноухие» зайцы в природе не встречаются, тут автор нафантазировал.

Как только встал на реке крепкий лёд, я прорубил в нём пешнёю прорубь.

Круглое окно получилось во льду, а через окно, сквозь лёд, выглядывала чёрная живая вода.

Я ходил к проруби за водой – чай кипятить, баню топить – и следил, чтоб не зарастала прорубь, расколачивал ледок, выросший за ночь, открывал живую речную воду.

Соседка наша, Ксеня, часто ходила к проруби бельё полоскать, а Орехьевна ругалась на неё через стекло:

– Ну кто так полощет?! Тыр-пыр – и в таз! Нет, не умеют нынешние бабы бельё полоскать. Ты полощи подольше, не торопись. К телевизору-то поспеешь! Вот я, бывало, раньше полоскала. Личико у меня от мороза – красное, руки синие, а уж бельё-то – беленькое. А теперь всё к телевизору торопятся. Тыр-пыр – и в таз!

Как-то раз пошла вместе с Ксеней на речку дочка её маленькая Наташка.

Пока мать полоскала, Наташка стояла в сторонке, а к проруби подходить боялась.

– Подойди, не бойся, – говорила мать.

– Не… не пойду… там кто-то есть.

– Да нету никого… кто тут есть?

– Не знаю кто. А только вдруг выскочит да и утащит под лёд.

Отполоскали соседки свои простыни и рубашки, пошли домой, и Наташка всё оглядывалась на прорубь: не вылезет ли кто?

Я подошёл к проруби поглядеть, чего она там боялась, не сидит ли и вправду кто-нибудь подо льдом.

Заглянул в чёрную воду и увидел в воде два тусклых зелёных глаза.

Щука придонная подошла к проруби подышать зимним, звонким, свободным воздухом.

Всю зиму прожили вороны в грачиных гнёздах.

А весной вернулись грачи. Тут-то и начался на старых берёзах крик да грай.

– Прочь! – кричали грачи.

– Это мы строили! – врали вороны.

В одном месте, над старым кладбищем, случился настоящий бой. Вороны и грачи сталкивались в воздухе – перья прочь!

– Правы грачи, – ворчал дядя Пантелей. – Вороны – воры. Вон как она, жизнь, устроена. Один – строил, другой – живёт. Я – за грачей! Они любят свои старые гнёзда. Вот я, например. Дай мне новую шапку – ни за что не возьму. Я к своей старой шапке привык. Так и грачи: Подавай им старое гнездо.

– Верно говоришь, Пантелеюшко, верно, – согласилась Орехьевна. – Только у тебя шапка и вправду на воронье гнездо похожа. Пора бы уж сменить.

– Ни за что! – кричал дядя Пантелей. – У меня новых шапок два сундука! Дети и внуки из города привозят. А на кой мне новая шапка? Да мне моя шапка дороже, чем гнездо грачу! Я в этой шапке сорок лет торчу! Я её на голове сорок лет верчу!

Почему вороны зимой живут в грачиных гнездах? Они там от холода и ветра прячутся?

Вороны днём в поисках пищи летают среди домов, на свалках. На ночь они стараются укрыться в чаще деревьев – в глубине леса или большого городского парка, где устраиваются на ночлег на вершинах высоких деревьев. Грачи же свои гнёзда строят на отдельно стоящих деревьях, часто вблизи человеческого жилья. Поэтому вороны едва ли ночуют зимой в пустующих грачиных гнёздах: места для них не самые подходящие.

Всю ночь держался мороз. За крыши держался, покрытые снегом, цеплялся за сосульки, да не удержался. Сорвался с крыши, укатился в северные овраги.

– Герасим Грачевник грачей пригнал! – закричали на улице соседские ребята, и я выскочил на крыльцо – поглядеть, в чём дело.

По дороге ходили грачи – прилетели наконец.

А никакого Герасима видно не было. У нас и в деревне-то нет ни одного Герасима.

Это день сегодняшний так назывался – Герасим Грачевник. Не какой-нибудь понедельник или четверг, а – Герасим. Весь день – и раннее утро, и будущий вечер, и небо, и лужи на дорогах, и подтаявший снег, – весь день был Герасим. А взошедшее солнце было его головой.

Грачи походили по дороге и полетели к берёзам, где остались у них прошлогодние гнёзда.

Не знаю: почему это грачи так любят берёзы? Наверное, тянет их, чёрных, светлая кора. И ведь не только грачей тянет к берёзам. А иволги-то? А чижи? Да и меня-то самого тоже тянет к берёзам.

Заведу-ка я себе ручного грача и назову его – Герасим.

Грачи первые к нам прилетают?

Грач – близкий родич воро́ны. Его отличает целиком чёрное оперение, в этом грач сходен с во́роном. У взрослых грачей основание клюва голое и белёсое, у молодых оно покрыто короткими чёрными волосами: так их можно различать. В средней полосе грачи живут в тёплое время года, на зиму улетают на юг. Как и многих других перелётных птиц, грачей прогоняет из родных мест не холод, а голод: они питаются червями, улитками, личинками жуков, которые зимой недоступны. Весной грачи прилетают одними из первых, когда появляются проталины. Их часто можно увидеть на пашне: они ходят за трактором и подбирают червей.

Грачи, молодой (внизу) и взрослый (вверху)