— Хотите их совсем доконать?

Позже Сара никак не могла вспомнить, ответил ли он ей что-нибудь или, может, просто кивнул. Как бы то ни было, Тодд сделал именно то, чего она от него ждала, словно услышал ее невысказанное желание.

Первый поцелуй получился пробным и словно шутливым, но во второй раз все было уже всерьез: они целовались сначала с осторожной нежностью, а потом самозабвенно и страстно. Так можно целоваться в два часа ночи под дверью комнаты в студенческом общежитии, но никак не в полдень на детской площадке и к тому же практически с незнакомцем. К счастью, у кого-то из них хватило здравого смысла наконец остановиться, хотя Сара так никогда и не узнала, у кого именно.

— Бог мой… — потрясенно прошептала она.

Тодд провел по губам тыльной стороной ладони.

— Ого! — выдохнул он и покраснел.

— Тебе лучше уйти сейчас, — попросила Сара.

Он кивнул и, не сказав больше ни слова, пошел прочь, медленно толкая коляску по нереально зеленому газону поля для соккера. Сара долго провожала глазами его широкую удаляющуюся спину, а потом оглянулась на дочь, которая, сидя на неподвижных качелях, задумчиво смотрела в том же направлении и мечтательно качала ногой.

— Пойдем? — предложила Сара.

На этот раз, как ни странно, Люси не стала скандалить, когда мать сняла ее с качелей. Держась за руки, они молча вернулись к столу. Сара чувствовала, как от смущения и гордости пылают щеки и почему-то дрожат колени. Тереза и Шерил изумленно таращились на нее, а лицо Мэри-Энн исказилось от злости.

— Твоей дочери было чрезвычайно полезно наблюдать за подобной сценой, — прошипела она.

— Его зовут Тодд, — сообщила Сара. — Он юрист. И он очень славный.

С недавнего времени Эрон начал проявлять интерес к своему пенису. Когда у него выдавалась свободная минута — смотрел ли он телевизор или слушал сказку перед сном, — его рука машинально опускалась вниз и взгляд делался томным и мечтательным. По времени с этим новым увлечением совпал заметный прогресс в умении пользоваться туалетом, в связи с чем днем Эрон стал расхаживать по дому в трусиках (ночью и во время прогулок на всякий случай ему все-таки надевали памперс). Поскольку частенько он успевал добежать до туалета только в последнюю минуту, штаны поверх трусов решили пока не носить, и столь легкий доступ к интересующему его органу стал для мальчика непрерывным соблазном, противостоять которому у него не было сил.

Кэти и Тодд, убежденные, что каждый человек имеет право распоряжаться собственным телом, а к тому же выяснившие из множества прочитанных пособий для родителей, что детская мастурбация является делом обычным и вполне безобидным, решили не мешать мальчику познавать себя. Тем не менее иногда они все-таки испытывали некоторые сомнения.

— А ты занимался этим, когда был маленьким? — спросила Кэти.

Сидя в кухне, они наблюдали за тем, как Эрон рассеянно поглаживает свое крошечное мужское достоинство, не отрывая глаз от фильма «Клиффорд, большой рыжий пес».

— Не знаю, — пожал плечами Тодд.

У него осталось мало воспоминаний от раннего детства. Единственное, что задержалось в памяти и иногда всплывало где-то на границах сознания, — это лицо матери, склонившееся над его кроваткой, и ощущение ее любовного, светлого и неясного присутствия.

— Я-то точно никогда не занималась. Мама говорила мне, что там внизу все грязно, и запрещала даже трогать. Правда, она мне и палец запрещала сосать. Мазала его на ночь какой-то горькой гадостью.

— Тля ребенка зозать палец ист зовершенно естестффенно! — успокоил ее Тодд, передразнивая доктора Рут. Кэти всегда хохотала, когда он так делал, и Тодд частенько пользовался этим приемом в постели, когда хотел уговорить ее попробовать что-нибудь новенькое (Надеффать наручники зоффершенно естестффенно, торогая!). Это всегда, или по крайней мере до недавнего времени, было одной из забавных и милых слабостей Кэти: стоило убедить ее, что что-то, кажущееся ей сомнительным, находится в границах нормального, и она соглашалась на любые, даже самые рискованные эксперименты. — И нет ничего неестестффенного в том, что мальчик ффозбуждает рыжая собака!

Кэти вежливо улыбнулась и сразу же заговорила о другом:

— Кстати, вы с Эроном уже освоили карточки с цифрами?

— Не особенно, — признался Тодд.

Недавно Кэти почему-то решила, что Эрон должен запомнить цифры, научиться считать до ста и освоить хотя бы самое простое сложение. Она приобрела набор «Веселая арифметика для дошкольников» и теперь требовала, чтобы муж с сыном каждый день хотя бы по полчаса занимались им. Тодд отнесся к этому проекту без энтузиазма. Ребенку, черт возьми, всего три года, и его любимое занятие — крушить поезда! И пока нет никакой необходимости портить ему жизнь арифметикой.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы хотя бы попробовали, — тихо сказала Кэти. — Пусть он просто познакомится с основными понятиями. Если нам с тобой плохо давалась математика, это еще не значит, что и он должен ее бояться.

— Мне хорошо давалась математика, — возразил Тодд. — Все, кроме интегрального исчисления. С ним у меня получился какой-то тормоз.

Кэти оглянулась на Эрона:

— Милый! — Только на третий раз ей удалось перекричать телевизор. — Когда «Клиффорд» закончится, займемся с тобой арифметикой, хорошо?

Эрон кивнул с отсутствующим видом и опять уставился на экран. Тодд поцеловал жену в щеку.

— Ну что ж, мне пора в библиотеку, — вздохнул он.

— Как идут дела? — спросила Кэти, неудачно притворяясь равнодушной.

— Нормально. А что?

— Не знаю. Просто я иногда волнуюсь за тебя. За нас, — поправилась она.

Он еще раз поцеловал ее, на этот раз в лоб.

— Не о чем волноваться.

* * *

Смысла некоторых трюков с доской Тодд никак не мог угадать. Они не были такими эффектными, как, например, езда на велосипеде на одном заднем колесе или вращение баскетбольного мяча на пальце. Он не понимал, чего именно мальчики хотят добиться и, следовательно, удается ли им это.

Вот и сегодня они делали что-то непонятное: сначала на небольшой скорости катились по тротуару, низко пригнувшись, а потом вдруг подпрыгивали и на долю секунды зависали в воздухе. У более умелых скейтеров доска при этом словно прилипала к ступням, и, приземлившись, они продолжали катиться. У других она выскальзывала из-под ног, подскакивала кверху и, перевернувшись, падала на землю с мягким стуком или с грохотом, в том случае если хозяин все-таки опускался на нее, за чем неизбежно следовало падение.

Тодд понимал, что мягкое приземление лучше, чем шумное, но только ли в этом заключался трюк? Даже у тех, которые вроде бы делали все правильно, он получался каким-то неинтересным и явно не стоящим столь долгих усилий. Но с непонятным упорством мальчики снова и снова скользили мимо Тодда, подпрыгивали, зависали, приземлялись, сохраняя равновесие либо падая, и повторяли все сначала с упорством, доступным только тем, кто еще не вышел из отрочества. Казалось, каждый из них говорил: Не знаю, зачем я это делаю, но все равно буду делать до тех пор, пока не вырасту и не начну делать что-нибудь другое.