Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего у тебя руки такие мокрые?
— Не знаю, всегда так. И перчатки потом воняют, — зачем-то объяснила я.
В тот день мы с Китом так и не потанцевали, и настроение у меня жутко испортилось. Когда мы с Воробьем шли к метро, уже стемнело, стало холодно и утренняя жижа превратилась в лед. Мы давили замерзшие лужи и смотрели, как по льду с хрустом расползаются трещинки.
— Кажется, Головастик и правда в тебя втюрился, — сказала я Воробью.
— Я знаю.
— А ты?
— Что я?
— Будешь с ним гулять?
— Не знаю.
— А на каникулах чего будешь делать?
— Дома сидеть. Или у бабушки.
— Ясно.
По дороге от метро до дома я вспомнила, что завтра приезжают мама с папой. А еще что начались каникулы.
На следующее утро наконец можно было не ставить будильник. Но в десять утра в комнату влетела бабушка:
— Какой прекрасный день, какая чудная погода! Вставай, а то все проспишь! — Бабушка ринулась к окну, раскинула шторы и открыла форточку. В комнату ворвался ледяной воздух и мучительный солнечный свет.
На кухне в своем стуле сидела Малютка, с ног до головы заляпанная кашей. Первый дедушка ел, глядя в одну точку, Второй дедушка читал газету и пил чай с сахаром, а бабушка возилась у плиты. Я пролезла на свое место и начала размазывать геркулес по стенкам тарелки.
— Как настроение? — попробовал завязать со мной разговор Первый дедушка.
— Нормально.
— У молодых на все один ответ, — дедушка меня передразнил дурацким голосом. — Нормально!
— Можно я больше не буду?
— Нет, нельзя. Доешь, пожалуйста, — сказала бабушка.
— Хлебом заедай, — велел Второй дедушка.
— В блокаду люди с голоду умирали, а ты кашу не можешь доесть, — обиделся Первый дедушка.
— Еще кашки, — попросила Малютка.
— Умничка ты моя! Порадовала бабку! — умилилась бабушка.
— Во! Наш человек растет! — воскликнул Второй дедушка.
— Лапа моя, — прослезился Первый дедушка.
— Я доела. Можно уже идти? — Я отодвинула стул.
— Не вози стулом об пол, — рассердилась бабушка.
— Волшебное слово? — напомнил Второй дедушка.
А Первый дедушка просто вздохнул.
Родители должны были прилететь вечером. Все время до этого предстояло потратить на уборку комнаты. Я взяла тряпку — рукав старой маминой ночной рубашки — и таз с водой и начала медленно протирать стенку, стол, шкаф и полки. Хотя бы музыку можно послушать. Кит дал мне кассету с какой-то новой группой и сказал, что все современные подростки сейчас это слушают.
— Это еще круче, чем Асе of Base.
— А как называется?
— Титомир.
— А что это значит?
— Килька, ты тупая?
Что это значит, я так и не поняла. На кассете черным фломастером было написано «Мальчишник». Я нажала «плей» и стала слушать. В песне были непонятные слова, и о чем они поют, хотя они пели по-русски, я не совсем понимала. А потом начался припев:
Я чуть не поперхнулась и выключила мафон. Надеюсь, хотя бы бабушка не услышала.
Я решила позвонить Воробью.
— Здрасте, можно Таню?
— Можно. Танюша, тебя. — Хоть мы с Воробьем созванивались почти каждый день, каждый раз я забывала о том, что дома ее называют Танюшей.
— Але.
— Привет.
— Привет, Килька.
— Чего делаешь?
— Да ничего. Смотрела мультики на видике.
У Воробья дома был не только записывающий мафон, но и видик, на котором можно было смотреть кассеты с разными мультиками и фильмами. И еще видеокамера, на которую папа Воробья снимал дни рождения и всякую другую семейную скукоту.
— Везука.
— А у тебя чего?
— Ничего. Предки должны приехать. Бабка заставила комнату убирать.
Дома я называла бабушку «баба» или «ба», но почему-то при друзьях этого стеснялась.
— Облом.
— И не говори.
Чем ближе был приезд родителей, тем больше я нервничала. Бабушка мне даже налила валерьянки, которая гадко воняла и навевала сон. Наконец раздался звонок, и вошли мама с папой. Вид у них был какой-то другой — отдохнувший, радостный и как будто удивленный.
— Котик мой, — мама схватила Малютку, взяла на руки и начала целовать (еще бы).
— Привет, малыш, — хотя бы папа обратил на меня внимание.
От родителей пахло чем-то незнакомым и новым. Как от гуманитарной помощи, которую однажды прислали дедушкины знакомые из Швеции. Или как от одежды, которую Первый дедушка привез из Израиля. Или как в магазине рядом с нашим домом, где почему-то всё продавали за доллары. Я туда однажды зашла после школы.
— Ну как ты? — Мама наконец отлипла от Малютки.
— Нормально.
Мама засмеялась:
— И все?
— Кажется, влюбилась, — не сдержалась я.
— Пора пришла, она влюбилась, — снова засмеялась мама, а я обиделась.
— Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны, — добавил папа.
Но родители привезли подарки, и такие классные, что настроение сразу подскочило вверх — как температура в градуснике, когда начинается грипп.
Вот что мне привезли родители:
Лосины! Как я мечтала, фиолетовые и блестящие. Воробей умрет от зависти.
Вельветовые штаны-бананы (тоже фиолетовые). Черную водолазку (вообще писк моды).
Ручку розового цвета, внутри которой ездит лодка с человечками.
Новые кроссовки (скорей бы весна).
Значок в виде огромной салатовой пуговицы (отпад).
Брелок-скейтборд (ярко-розовый, и колеса по-настоящему крутятся).
Настоящий лифчик (то есть как настоящий: скорее в форме топика, но и не просто майка на бретельках)!
Трусы с собачками-далматинцами (целых четыре штуки).
Кружку, на которой, если налить горячей воды, проступает картинка с черепашками-ниндзя.