Дети сразу шумно отреагировали:

— Но мы не работаем, мы еще учимся!

— А где мы работать будем?

— Тихо! — строго и громко скомандовал тренер. — Работать — значит упорно тренироваться. Так. Давайте знакомиться. Меня зовут Анатолий Анатольевич. Я ваш тренер. Теперь мы будем встречаться почти каждый день. А сейчас я начну зачитывать фамилии, а вы будете громко отвечать — «я». Как в армии. Затем каждый из вас назовет размер своей обуви…

Началась перекличка, но мы опять перенесемся в школьный класс, потому что в этом списке мы не услышим фамилии «Саночкин».

За окном темно, а Славкина бабушка и Зоя Михайловна все сидят и сидят напротив друг друга. Разговаривают вполголоса. Точнее, говорит бабушка, а учительница слушает затаив дыхание.

— …Ему тогда только-только годик исполнился… И как же я не хотела, чтобы они на эти соревнования ехали, как чувствовала беду. Отпустила с тяжелым сердцем. Не дело это, по-моему, — все эти… игры какие-то, беготня наперегонки. Не люблю… с тех пор. Вы не подумайте, я не вздорная старуха, которая из ума выжила… Понимаю, конечно, все это необходимо. Пока они молодые были, пока Славка не родился — я даже радовалась их успехам. Ведь его мама чемпионом города тогда была, в сборной страны… — Обычно твердый бабушкин голос дал трещинку.

— Не волнуйтесь… хотите воды, я сейчас мигом сбегаю, — говорит Зоя Михайловна.

— Нет-нет. Спасибо, деточка. Простите… Ладно. Так вот, ехали они тогда на автобусе. После тренировочных сборов на те самые соревнования… там переехать-то было всего ничего — несколько километров. Через горный перевал. Я ведь даже толком не знаю, что случилось и кто виноват. Я здесь с ребенком оставалась, а он тогда совсем крохой был… не до расследований было. Знаю только — отказали тормоза на том автобусе окаянном, перевернулся он на спуске… Все живы остались, только два человека… на переднем сиденье погибли. Вот так, в один миг… Знаете, ведь его родители всегда и во всем первыми хотели быть… чемпионами… даже места всегда занимали впереди…

С большим трудом сдерживается бабушка, чтобы не разрыдаться. Машинально достает из кармана сигареты…

— Простите. Совсем забыла, где нахожусь.

— Курите, — разрешает Зоя Михайловна и решительно открывает окно, через которое врывается промозглый ветер. — В школе, кроме нас с вами, все равно уже никого нет.

Но бабушка все равно убрала сигареты, потому что она понимает, что курить — здоровью вредить. Потом достала носовой платок, приподняла одной рукой очки, а другой — вытерла слезы.

Такой вот получился грустный разговор. И вопросы воспитания совсем не затрагивались на этот раз.

…Вечер на Центральной улице. Продрогший Славка торчит у витрины, на которой непонятная ему надпись: «Витрина оформляется». Она теперь ему больше всех нравится. Даже больше, чем в игрушечном отделе. В ней, как в зеркале, отражается все, что происходит на улице. И главное — он сам. Он придумал новую игру. Он представляет себя кем-нибудь и сразу же видит все это в нечетких линиях отражения. Световые пятна, размытые очертания случайных прохожих, и главное — там загадка, ведь за темно-синим полотном что-то есть, непонятное и неизвестное, а все вместе — это богатый набор для его и без того буйной фантазии.

Правда, фантазии получаются какие-то грустные. Это все из-за Мишки. Но Славка изо всех сил старается разукрасить свои сочинения, заслонить смутные тревоги.

Первое, что он представил себе, это почему-то родительское собрание. Наверное, потому, что в стекле отражается много взрослых. Вот Зоя Михайловна. Она что-то говорит бабушке, а бабушка не краснеет, а, наоборот, радуется. Смеется, можно сказать. Все родители ей завидуют. Славка — пример для всего класса. Бабушке совсем не стыдно за внука.

Вдруг на остановке, за спиной Славки (она отчетливо отражается в стекле), останавливается автобус.

…Прямая улица внезапно превращается в крутой спуск. Автобус мчится вниз. А в автобусе весь класс. Все ужасно перепуганы. Что делать?! Водитель растерян. Зоя Михайловна в панике, Сашка плачет, а Мишка пытается выпрыгнуть из окна, но боится… Элька кричит Славке: «Ну сделай что-нибудь! Ты же самый смелый и самый сильный в нашем классе!» И Славка бросается в кабину водителя. Отталкивает его и нажимает на педаль тормоза. У этого автобуса, к счастью, тормоза не отказывают… Он в последнюю секунду останавливается на самом краю ужасного обрыва…

Славка задумался и загрустил. Может быть, вспомнил Мишкины глупые насмешки. А может, из-за этих непонятных автобусов, у которых иногда могут и тормоза отказать на горном перевале. Славка прижимается носом к стеклу.

Загадочная витрина, которая оформляется и которая так привлекает Славку, на самом деле, если заглянуть за синюю тряпку, оказывается небольшим помещением, похожим на комнату, только вместо самых больших стен у нее огромные стекла. Одной своей стеклянной стороной она выходит в торговый зал, а другой — на Центральную улицу. И обе стеклянные стенки занавешены синим полотном, чтобы никто не видел, что сейчас происходит за ней, это пока секрет. Но скоро она откроется, и это будет для всех сюрприз.

Сейчас здесь художественный беспорядок. Краски, эскизы и разные прибамбасы, необходимые каждому настоящему художнику, разложены, где только можно и нельзя — на столе, мольберте, даже на полу. В углу большая куча мусора — все, что осталось от предыдущей композиции. Если присмотреться, то среди выброшенных вещей можно разглядеть старый зонтик, плащ и даже почему-то один-единственный резиновый сапог.

В этом стеклянном дворце, скрытом от людей портьерой, воцарилась наша знакомая — Яна. Кроме нас, ее никто не видит за синим полотном, а она видит почти все — драпировка на стеклах не сплошная, она имеет небольшие щелочки от потолка до пола. Вот и сейчас взгляд девушки прикован к Славке, который даже не представляет, что его выкрутасы перед витриной так хорошо видны изнутри — прямо как на сцене. Яна в данную минуту перебирает эскизы, это такие красочные рисунки, наброски, даже можем сказать — черновики. Глядя на них, она старается представить себе, как будет выглядеть витрина после оформления. Время от времени она поглядывает на малыша, который уже полдня торчит под мелким дождем на Центральной улице.

И вдруг творческое безмолвие бесцеремонно нарушается веселым вторжением. Танечка всегда появляется как веселый ветерок. Врывается неожиданно и шумно.

— Ну что, Пикассо, холст уже грунтуешь или все мусор вывозишь? — громко приветствует она свою подругу. — Домой не пора?

Яна прикладывает палец к губам:

— Тише. — Она указывает на Славку, который в этот момент, размазав свою щеку по стеклу, застыл неподвижно.

— Ого! Уже появились поклонники. Подглядывает, сорванец?

— Да нет, ему нас не видно. Вчера тоже приходил. Смешной какой-то, только грустный отчего-то.

— Так смешной или все-таки грустный?

— Ты знаешь, у детей, наверное, так бывает… У них, мне кажется, все как-то одновременно. Это у нас уже все — по полочкам. Или так, или эдак. Я вот смешиваю здесь разные краски… только для того, чтобы добиться нужного тона, довести много-много ярких тонов до однородной массы — не резкой и не яркой, нас этому учили. А вот их краски… понимаешь? Как тебе сказать? Они не смешиваются, наверное. Если белая, она и будет белой, если черная — черной, а синюю, как ни разводи, она так и останется синей…