Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда я опустила ресницы. Спрятала свой едва родившийся в сердце восторг. Придушила его своими же руками. Ответила резче, чем хотела.
- Я не танцую! Может быть, когда-нибудь… Простите!.. лорд Винтерстоун.
Удивление в глазах Рона сменяется жёсткостью. Даже сквозь ресницы я снова ощущаю все нюансы этого взгляда, и холод в его глазах, моментально гасящий пылавший там секунду назад костёр – последнее, что мне нужно, чтобы превратиться в дрожащего одинокого котёнка на зимнем ветру. Из последних сил прячу этого котёнка так глубоко, как только могу, чтобы он не понял, чего мне стоил этот отказ.
- Вот значит, как… всё-таки, «лорд Винтерстоун», да? В таком случае, простите, что побеспокоил своей навязчивостью, мисс Лоуэлл. Не смею больше обременять своим присутствием.
Вот так. Правильно. Уходи. Так будет лучше… наверное.
А то, что мне так хочется броситься за тобою вслед, обнять и вернуть – просто глупый бред одной наивной фантазёрки.
Отца я не нашла и на своём извилистом пути по толчее бального зала сделала вынужденную остановку – выпить воды у одного из столиков. Просто вдруг поняла, что если не сделаю этого, упаду в обморок – так кружится голова.
- Не переживай, детка, всё образуется! Вы обязательно помиритесь.
Я обернулась и увидела рядом с собой невысокую сухонькую старушку с благообразным лицом и удивительно прозрачными голубыми глазами. Она была в скромном наряде неброского серого цвета, но крупные камни в кольцах выдавали знатное происхождение.
- Простите?
Я даже огляделась невольно. Подумалось, она обращается вовсе не ко мне. Гостья, заметив моё движение, мягко улыбнулась и подхватила бокал вина со столика.
- Когда мужчина смотрит так на женщину, любые размолвки – временны, как снег весной. Хотя снег весьма неприятен и может погубить цветы, если они расцвели слишком рано.
- Не понимаю, о чём вы, - вконец смутилась я.
- То-то у тебя такое несчастное лицо.
От сочувствия в глазах этой старушки что-то не выдерживает и плавится у меня внутри, какой-то железный стержень, который держал мою невозмутимость. Я всхлипываю и огромным усилием воли сдерживаю слёзы.
- Понимаете, я… я же поступила правильно! Тогда почему мне так плохо?..
Моя собеседница делает глоток из бокала и задумывается.
- Знаешь, детка… со своим покойным мужем я прожила пятьдесят лет. Не скажу, что они были безоблачными, эти годы, но всё же по-настоящему счастливыми. Характер-то у него был ого-го! Не зря служил министром иностранных дел у двух королей подряд. И знаешь, какой главный рецепт счастья для себя я вывела?
Я вытерла глаза и с неожиданным нетерпением ждала ответа.
- Ты просто должна решить для себя – ты хочешь быть права, или хочешь быть счастлива. А мне кажется, ты неплохой человек и заслуживаешь счастья.
- Зачем вы мне всё это говорите? У вас же наверняка тут на балу есть какая-нибудь… ну, внучка… которая бы не против…
Я совершенно запуталась в словах и умолкла. Старушка рассмеялась, увидев моё смущение.
- О, моя Эмили – милейшее дитя! И несомненно спит и видит себя невестой целого графа в прекрасном замке. А родители, которые привезли её сюда, совершенно не слушали меня, когда я убеждала их, что ей это совсем не нужно. А нужен тихий, спокойный молодой человек, который будет бродить с ней по саду, восхищённо заглядывать в глаза и читать стихи. Потому что…
Она вдруг повернулась ко мне и наклонилась ближе, остро вглядываясь в моё лицо и завораживая своим внимательным взглядом.
- Потому что ей не по силам этот мужчина. Потому что есть мужчины, любить которых – большая радость, но столь же большой труд. Ученые, первооткрыватели, воины… их всегда будут звать долг и честь, им всегда будет мало горизонта, а в тёплый мир твоих рук они возвращаются, как в драгоценнейшую гавань, но никогда он не заменит им всей Вселенной. И уж тем более ты не можешь ожидать от такого человека терпения и понимания больше, чем он в состоянии тебе дать. Подумай над этим – и не проси слишком многого. Потому что, когда ты перестанешь просить, он сам подарит тебе свою Вселенную.
И усмехнувшись напоследок моему смятению, эта странная женщина ушла, так и не дав мне возможности ответить. Не назвав своего имени и даже не спросив моего.
Старушка ушла, но произнесённые ею слова не желали покидать меня так просто – словно мотыльки, что настойчиво бьются о стекло, пытаясь вылететь из тьмы на свет. Так и во мне что-то зрело от услышанных слов, что-то важное, находящее отклик в потаённых мыслях и желаниях.
У меня было чувство, будто в ворохе услышанного скрывается драгоценный ключ, и стоит понять, какое из слов, стоит лишь взять его в руки – всё сразу станет очень просто и легко. Вот только мучительная головная боль никак не давала сосредоточиться и отыскать его.
Но всё же я почти сделала это…
Бокал с водой нестерпимо нагрелся в руке, и я едва не уронила его, обжёгшись. Поскорее отставила на белую скатерть круглого столика у стены. Позади меня ещё одна смеющаяся пара прошла к центру зала, чтобы присоединиться к танцующим. Звон в ушах помешал услышать музыку и понять, что за танец они собираются танцевать.
Я покачнулась и, верно, упала бы, но меня подхватили под локоть. Сквозь слой ваты в ушах донёсся знакомый голос:
- Полегче, крошка Кэт – неужели тебе в голову ударило шампанское?..
Эд подвёл меня к ближайшим креслам и усадил.
Я помотала головой и потёрла лоб.
- Н-нет… я не пила шампанского… Просто здесь очень душно.
Он уселся рядом – сверкая глазами, разгоряченный танцами, которые, несомненно, не пропускал – и принялся что-то говорить. Я понимала с трудом. Кажется, какие-то комплименты. Слова текли сладкой рекой, но их было слишком много, я не поспевала.
Молча смотрела на него, и до дрожи остро сознавала, как же сильно утомляет меня это обилие слов. Эд всегда говорил только приятные вещи. Только то, что я хотела бы слышать. Никогда не смеялся надо мной, не произносил обидных слов и не давал язвительных прозвищ. Но за красивой маской скрывалась ужасающая пустота.
Мне не это было нужно.
Бокал в руках Эда лопнул, и осколки упали ему под ноги.
Я вскочила, прижимая руку к виску. Эд, похоже, списал всё на свою неуклюжесть и рассмеялся. Он вообще много смеялся этим вечером.
Спросил меня что-то – я не поняла, что, и ответила невпопад. Кажется, что пойду в сад, немного проветрюсь.
Мне и правда нужно было на свежий воздух, прочь от людей. Унять головную боль и успокоиться – иначе стану опасной для окружающих.
Я выбежала из суеты бала в мерно стрекочущую вечернюю тишину и с наслаждением вдохнула аромат «ледяных роз Винтерстоуна», плывущий в ранних сумерках. Побрела куда глаза глядят, подальше от общего веселья. Я задыхалась там.