— Она с мужем ехала в последнем вагоне поезда, который сошел с рельсов.

— С ними был еще кто-нибудь? — Фелипе умел на лету схватывать суть.

— Мои мама и папа. Только последний вагон и пострадал. И только моя мама осталась жива. Мой папа, Шейла Мастерс, так звали сестру Эдварда, и ее муж Джон погибли на месте.

— Значит, Эдвард уже много лет является другом вашей семьи, если я правильно понял?

— Это случилось за месяц до моего рождения. Мама тогда меня носила под сердцем.

— Эдвард намного старше вас?

— Ему сорок один год. На девятнадцать. Он разыскал маму, чтобы разузнать у нее о своей сестре. Они с сестрой очень любили друг друга, и он тяжело пережил ее смерть.

— Бедная Анита! Вы никогда не знали отца.

— Я знаю, о чем вы подумали, но это не так.

— Нет?

— Нет. — Она никогда не задумывалась о том, что Эдвард годился ей в отцы.

— Ну, пошли, — сказал Фелипе, вставая из-за стола. — Я хочу сделать вам подарок, чтобы он напоминал обо мне.

— Но ведь магазины, наверное, уже закрыты?

— Магазины открыты до тех пор, пока на улице есть хоть один потенциальный покупатель.

Он держал ее за руку, как ребенка. Анита чувствовала его сильные пальцы, стискивающие ее ладонь, и думала о гвоздиках, лунном свете и всей той романтической чепухе, которая приходит на ум любой девушке в такие минуты. Выбранный Фелипе магазинчик торговал недорогими вещицами: кастаньеты, тамбурины, музыкальные шкатулки, веера. Но ведь не для туристов же? Совсем немногие из них знают о существовании этого острова; наверное, все это разнообразие предназначено для служащих экспортных компаний. Пончо, шали, солнечные очки в экзотических оправах… Куклы, одетые в крестьянские костюмы, или в цыганские платья, или в наряды танцоров фламенко.

Какие прелестные вещицы! Аните стало любопытно, что выберет Фелипе ей в подарок, и она волновалась, как маленькая девочка. Она пыталась бороться с волнением, начав разглядывать товары, пока он выбирал, и вот наконец Фелипе вручил ей бумажный сверток.

— Когда я смогу посмотреть, что там? — спросила Анита уже на улице.

— Можете сейчас.

Она надорвала с одного бока нарядную обертку. Подарком оказалась кукла-матадор. Ей не понравилось.

— Спасибо. — Аните удалось выдавить мрачноватую улыбку.

— Вам не нравится? — Фелипе нисколько не удивился. — Вы не восхищаешься этим маленьким храбрецом?

— Меня не восхищает то, чем он занимается.

— Матадорам нужно зарабатывать себе на жизнь.

— Но не таким кровавым путем. Я бы лучше умерла с голоду или пошла просить подаяние.

— Матадор тоже нужен.

— Боюсь, бедный бык так не считает, — пробурчала Анита.

Фелипе поджал губы.

— Он удовлетворяет людскую жажду крови. Все люди — агрессивные животные. Они приходят на бой быков, чтобы избавиться от агрессии. Если бы у них не было такого выхода, как коррида, они били бы жен, приходя домой, и обижали тех, кого любят. Количество преступлений возросло бы, и в женских сердцах поселился ужас. Все-таки лучше так, как есть, да и бык, в конце концов, имеет свой шанс.

— Я никогда не соглашусь с вами. Никогда!

— Это не столь важно, — произнес он по-испански и пожал плечами, чтобы продемонстрировать полное безразличие к ее мнению. — Нам не обязательно соглашаться по всем пунктам. Должны же у нас быть по каким-то вопросам и разные мнения.

— Да, — соврала она так же неубедительно, как и он.

Анита сунула куклу в карман. Лучше ее не видеть.

Уже у себя в отеле она не могла удержаться, спросив:

— Мы с вами еще увидимся?

И тут же пожалела о сказанном — слишком горячо это у нее вырвалось.

Фелипе ничего не ответил, а немного спустя сказал:

— Человек чести не станет целовать невесту другого. — Вздернув подбородок, он глянул ей в глаза. — Что бы вы сделали, если бы я поцеловал вас?

— Не знаю.

— Тогда я должен это выяснить. — Он обнял ее. Его губы коснулись ее губ, сначала нежно, испытывая ее желание, и, только дождавшись молчаливого ответа, сладость вспыхнула страстью.

— Теперь мы оба знаем, — прошептал он, выпуская ее.

Предполагалось, что теперь Анита поднимется в свою комнату, разденется и ляжет спать. Поспав, встанет и позавтракает с Эдвардом, словно ничего потрясающего не случилось.

— Сегодня ты выглядишь лучше. Свежее. Я же говорил, что хороший сон тебе на пользу.

— Да, Эдвард.

— Чем бы ты хотела сегодня заняться? Взять машину? Может быть, покатаемся по острову? — Он, как маленький мальчик, очень хотел доставить ей удовольствие.

— Я бы хотела посетить мамин дом. Хочу увидеть Каса-Эсмеральда.

— Конечно. Полагаю, ты подумала над моими вчерашними словами. Могу спорить — ты вчера легла спать и думала только об этом.

— Нет. Совсем о другом.

— Ты меня дразнишь. Ты же сама знаешь, что я подал отличную идею, и ждешь не дождешься, когда можно будет взглянуть на виллу, чтобы посмотреть, можно ли переделать ее в отель.

— Ты очень торопишься, Эдвард. Мне просто хочется увидеть дом.

— И ты его увидишь, моя дорогая. Увидишь! — Она уже заметила за Эдвардом раздражающую ее привычку повторять несколько раз одно и то же.

Вилла Каса-Эсмеральда находилась недалеко от города; к ней можно было добраться двумя дорогами — по опасной горной или по живописному шоссе вдоль берега. Было очень приятно ехать по прибрежному шоссе, опустив окна, и ощущать ветер на разгоряченных щеках. Местные жители считали климат своего острова умеренным, но по английским стандартам было жарко.

Эдвард водил машину осторожно, немного медлительно, обладая запасом терпения, рассчитанным на десять человек. Он не вышел из себя даже тогда, когда часть пути им пришлось тащиться за тяжело груженным осликом. На голове у ослика сидело сомбреро с прорезями для длинных шелковистых ушей, а когда они наконец его обогнали, Анита заметила, какое печальное выражение на морде животного.

Эдвард затормозил у ворот в форме огромного колеса. Над воротами виднелось название дома.

— Вот.

Он уже хотел следом за ней выйти из машины, когда Анита тронула его за рукав:

— Ты не возражаешь, если я пойду одна? — Эдвард, кажется, обиделся, поэтому она прибавила: — Не подумай, пожалуйста, что я тебе не благодарна, что ты! Может быть, не стоит этого говорить, но не знаю, как бы я прожила эти последние месяцы без тебя. Однако сейчас мне надо побыть одной. Я даже не знаю, понравится ли мне или, наоборот, будет страшно. Знаю только, что я должна пойти туда одна. — Он не поймет этого, устало подумала Анита. Но она ошиблась.