него она узнала, что бывший представитель Хаганы Шмуэль Антеби собирается отплыть из Египта в Израиль. Ночью она пришла к Антеби домой и дала ему тюбик зубной пасты. Вместо пасты внутри были документы. «Когда вы окажетесь на борту корабля, — сказала она, — отдайте тюбик капитану. Он поймет, куда его доставить».

Эта странная ситуация сохранялась еще два года, пока Иоланда не поняла, что близится конец. Египет менялся: политика становилась все более неустойчивой, росло недовольство королем и его коррумпированным режимом. Иоланда поняла, что прежней веселой жизни в Каире уже не будет. В 1951 году она вместе с сыном и пожилой матерью эмигрировала в Израиль. Они поселились в маленькой квартирке в Иерусалиме — настолько маленькой, что привезенные из Египта ковры пришлось стелить друг на друга.

Но скромное жилье смущало Иоланду меньше всего. Она тревожилась о том, что в Израиле ее таланты и опыт оказались не нужны. В Тель-Авиве она встретилась с полковником Биньямином Гибли, главой военной разведки, который передавал в Моссад ее отчеты из Каира. Гибли был с ней очень мил и поблагодарил за помощь, но не предложил ей место в своем ведомстве. Государство Израиль было чрезвычайно признательно ей за все, что она сделала, но не знало, что теперь делать с ней. Иоланда предвидела это — в том числе поэтому она так долго откладывала свой отъезд в Землю обетованную. Отъезд из Каира стал для нее началом конца.

Она получила работу в Иерусалиме — ее взяли на второстепенную должность в протокольном отделе Министерства иностранных дел. Ее друг Реувен Шилоах незадолго до этого основал Моссад, но Иоланду к себе не позвал. Лишь изредка ее отправляли в Европу по заданию Моссада или исследовательского отдела Министерства иностранных дел.

Редкие визиты в Париж доставляли ей огромную радость, там оживала прежняя Иоланда. Сегодня она обедает со своим другом Рене Мейером, будущим премьер-министром Франции, завтра — ужинает с Пьером Мендес-Франсом, тоже будущим премьер-министром, потом с группой египетских дипломатов. Она любила парижские развлечения и часто приглашала Бетти, жену Реувена Шилоаха, на «парижские завтраки» с устрицами и шампанским. Но в Израиле ей так и не удалось влиться в политическую и социальную жизнь министерства. Она была невероятно талантлива, но никто не пытался найти ей место, где она могла бы приносить настоящую пользу. Иоланда продолжала улыбаться и любезничать, но в глубине души мучилась одиночеством и разочарованием. «Видите ли, они сами не знают, куда вас пристроить, — говорил ей коллега из министерства. — Вы же не машинистка, которая будет сидеть за столом с восьми до четырех. Они знают, что многим вам обязаны, но не могут решить, что с вами делать».

Она чувствовала, что на нее смотрят как на чужую. Сотрудникам министерства не нравилась ее манера одеваться и ее европейские манеры. «Она была кокеткой в то время, когда израильские девушки носили шорты, — говорил ее друг Дан Сегре, — она была элегантной в стране, где элегантность считалась декадансом, она была утонченной и милой среди суровых поселенцев». Дипломаты и их любезные жены зубоскалили за ее спиной и прозвали ее «дамой-левантинкой», высмеивая манеры, речь, наряды и культуру «легкомысленной» женщины, которая — о ужас! — была уроженкой Леванта, причем даже не европейского происхождения, а ближневосточного! Редким исключением из этого надменного хора оставался министр иностранных дел Моше Шарет, который помнил хорошенькую и умную героиню из Каира и часто приглашал ее на официальные приемы к себе домой.

Вокруг нее происходили исторические события, но никто не обращался к ней даже за советом. В Каире египетские военные свергли короля Фарука, решительный полковник Насер стал президентом Египта, а весь старый режим был уничтожен. Затем Насер поклялся уничтожить Израиль и национализировал Суэцкий канал. Израиль в тайном сговоре с Францией и Великобританией начал победоносное наступление на Синайском полуострове. Здесь были бы бесценны глубокие знания Иоланды о Египте, но никто о ней не вспомнил. Позже и Шилоах покинул Моссад — фактически его вытеснил амбициозный руководитель службы контрразведки Иссер Харель. Так как Харель не был знаком с Иоландой, ее связи с Моссадом сошли на нет.

Она сильно страдала из-за того, что ее списали со счетов тогда, когда она могла принести еще немало пользы. Друзья и руководители времен Каира оставили ее. Ей было больно и обидно. «Это несправедливо! — повторяла она своим немногочисленным друзьям. — Несправедливо».

Она осталась в Иерусалиме одна с матерью. Ее сестра жила далеко, в Австралии. А Жильбера она не видела с 1954 года — он уехал учиться в США. Иоланда снова заболела, на этот раз раком, и ее срочно госпитализировали. Ей стремительно становилось хуже. Даже когда она боролась за свою жизнь, ее мысли и чувства были поглощены досадным разочарованием. Она очень хотела получить хотя бы дипломатический ранг, но МИД Израиля отклонил ее заявление. Пока она, беспомощная, умирала в больнице, чиновники министерства отказали ей в присвоении дипломатического ранга, мелочно оправдываясь тем, что «она может претендовать на пенсию от министерства…». В конце концов, под давлением нескольких влиятельных людей, руководители министерств согласились и присвоили умирающей Иоланде дипломатический ранг.

Конечно, было уже слишком поздно. Рак уже распространился по всему ее организму, и она умерла. Ей было всего 44 года.

3. Шула Коэн. Месье Шула, позывной «Жемчужина»

Когда в 1947 году Иоланда привезла Бен-Гуриону и Шилоаху карты вторжения, она догадалась, что у них есть другой осведомитель в Ливане или Сирии. Она прямо спросила об этом, но ей не ответили.

Так был ли другой осведомитель?

Конечно.

Шула Коэн, элегантная и очень привлекательная голубоглазая молодая женщина, родившая уже пятерых детей, смертельно скучала. В холодный декабрьский день 1947 года Шула была практически одна в магазине своего мужа в Бейруте, когда услышала громкий разговор двух только что вошедших ливанских торговцев. Приближалось создание Государства Израиль, и два араба обсуждали вторжение в Палестину с севера. Они говорили о том, что в деревнях вдоль будущей границы с Израилем идет вербовка добровольцев, а со стороны Сирии и Ливана готовится вторжение в Галилею. Это ведь очень ценная информация, подумала Шула и вздрогнула, вообразив охваченный огнем и смертью Израиль. Впервые в своей комфортной и сытой жизни она по-настоящему забеспокоилась о судьбе Израиля. Она отвела мужа в сторону. «Мы должны что-то сделать, Юсуф! — сказала она. — Мы должны предупредить израильтян!» Юсуф, богатый торговец импортными тканями, как всегда, согласился со своей темпераментной женой. «У меня есть знакомый араб-контрабандист из деревни Аль-Адиса, — сказал он. — Он наш друг,