— Вот так Пушкин! Вот так Радищев! — воскликнет неискушенный читатель, знающий отечественную литературу в рамках сугубо школьной программы, да и то программы благословенных времен советской власти. Читатель помоложе о Радищеве разве что слышал, причем далеко не каждый.

Бесспорно, приведенные мною слова Пушкина к Александру Николаевичу имеют весьма косвенное отношение. Гениально прозорливый поэт выбрал Радищева как наиболее подходящего оппонента для разговора о декабристах, и весь обличительный пафос его статьи на самом деле направлен против собственных многолетних друзей. Открыто выступить с осуждением сибирских узников он был ещё не готов, а потому обрушился с обличениями на самую беззащитную в те времена личность — на общепринятого «мальчика для порки». Если бы дело обстояло иначе, любой мало-мальски способный мыслить человек с таким же успехом мог бы сказать, что творчество самого Пушкина есть лишь отражение достижений французских поэтов Э. Парни и А. Шенье да мрачного англичанина Дж. Г. Байрона и т. д., причем отражение искаженное — вся поэзия его есть полуфабрикат и т. д. Хотел бы я посмотреть на того, кто заявит подобный бред. Умолчу уж о верноподданнических и нечестных суждениях Александра Сергеевича, который, в отличие от Радищева, имел весьма относительные представления о реальной власти, о власть имущих и о возможности воздействовать на них писательским словом. Тем паче о злодеях во власти.

Впрочем, я процитировал статью Пушкина не для того, чтобы продемонстрировать читателю великого поэта как худший вариант государственника — защитника бюрократии и помещичьего произвола во имя государственного спокойствия. Так сказать: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Что было, то было. История сама рассудила опосредованный спор между Пушкиным и Радищевым, причем не в пользу Александра Сергеевича. Приходится признать, что именно Радищев пытался возможными силами предотвратить бунт, а Пушкин призывал загонять его в глубины народные, где гной долгое время копился, пока не прорвался наружу сам собой, погубив при этом весь организм. Потому и дождались февраля, а следом — октября 1917 г.

Нас статья «Александр Радищев» интересует прежде всего по той причине, что в ней ярчайшим образом отразилась одна из самых распространенных версий ответа на вечную загадку непримиримого писателя. Лишь через ответ на нее мы сможем понять тайну его гибели. Я намерен предложить свой ответ на мучительный вопрос: зачем Радищев все это делал? Зачем он так жил, зачем он так творил и зачем так умер? Ведь писатель относился к той редчайшей, малочисленной в истории группе счастливчиков, кому с определенного возраста было дано самим выбирать себе судьбу и иметь возможность осуществлять свой выбор. Причем Александр Николаевич был первым и, пожалуй, единственным в нашей истории, кто сделал именно такой, ныне нам известный выбор. У всех, кто шел после него, все было настолько иначе, что и указывать на них не стоит. Над загадкой Радищева ломали головы многие, прежде прочих императрица Екатерина II. И если не считать огульно-революционные выводы советской критики, то мнение большинства оказалось до обидного вульгарным и примитивным, причем необъяснимо почему: ведь и люди были умные, и общественная ситуация располагала к пониманию возвышенных душ. Впрочем, не нам возмущаться: в проклятом XXI в., веке торжества торгашей и грабителей, до судьбы Радищева вообще мало кому есть дело, поскольку смысл собственной жизни стал резко иной — прибыль и удовольствия превыше всего, а прочее… ну его к ляху.

Замечательный историк Натан Яковлевич Эйдельман (1930–1989) в статье «Вослед Радищеву…» совершенно точно отметил, что на загадку Радищева «строго «научного» ответа нет»[21]. Добавлю: и быть не может. А потому предадимся размышлениям.

2

Итак, кто такой Александр Николаевич Радищев. Исследователи жизни и творчества писателя обычно предпочитают не акцентировать внимание на общественном положении его семьи. Отмечают, что Радищевы были относительно богаты, хотя и не родовитые дворяне.

Дед Александра по отцовской линии Афанасий Прокофьевич Радищев (1684–1746), мелкий московский дворянин, волей судьбы оказался среди потешных юного царя Петра I и даже одно время являлся денщиком государя, а потом служил в гвардии, участвовал в Полтавском сражении и в неудачном Прутском походе 1711 г. Особых капиталов ему это не принесло, но в 1726 г., в кратковременное царствование Екатерины I, Радищева назначили капралом с чином подполковника в только что созданный кавалергардский корпус под командованием всесильного временщика светлейшего князя А. Д. Меншикова. Это сразу же выдвинуло Афанасия Прокофьевича в число влиятельных придворных офицеров. Поэтому, когда в 1730 г. решался вопрос о самодержавии императрицы Анны Иоанновны, Радищев был среди тех, кто подписал знаменитую челобитную о его восстановлении. Документ этот и поддержка подписантов позволили императрице «разодрать» «Кондиции» Верховного тайного совета.

Последнее происходило в конце февраля (начале марта) 1730 г., и Радищев находился среди тех немногих гвардейских командиров, чье присутствие в решительный момент в зале, где все случилось, оказалось столь страшно для членов Верховного тайного совета, что, опасаясь за свою жизнь, они лишь молчаливыми кивками выразили согласие с действиями Анны.

Императрица щедро оплатила преданность старого вояки. В 1731 г. Радищев вышел в отставку в чине полковника и сразу же был назначен членом Малороссийского генерального суда. К этому времени он был уже женат и имел сына — будущего отца великого писателя, правда, состоянием похвалиться не мог. Однако за десять лет службы в Малороссии дело коренным образом изменилось. Малороссийский генеральный суд был высшей апелляционной инстанцией на территории Украины; на его решения можно было заявлять протест только в Коллегию иностранных дел на имя императрицы. В состав суда входили шесть человек — три украинца и трое назначенных из Петербурга великороссиян. Полковник Радищев негласно возглавлял великоросскую группу, а следовательно, и весь малороссийский суд. Это было такое прибыльное место (да еще при учете, что взятки тогда считались законным доходом), что вскоре Радищев вошел в число очень богатых дворян страны.

Когда в январе 1734 г. умер очередной гетман Украины Данило Апостол, Афанасий Прокофьевич на короткий срок стал временным управляющим делами гетманства, то есть возглавил Украину. С приездом официального правителя князя Алексея Ивановича Шаховского (1690–1737) Радищев получил еще более доходную должность — с сентября 1734 г. он был назначен полковником Стародубского полка — самого богатого в Малороссии. В этой должности Радищев одно время возглавлял все российское войско, сосредоточенное на Украине в ходе Русско-турецкой войны 1735–1739 гг. Огромный капитал, приобретенный им в то время, позволил Афанасию Прокофьевичу в 1739 г. построить за свой счет большой каменный храм в Малоярославце. Там была вотчина Радищевых — село Немцово (Калужская губерния, отчего в литературе Радищевых часто называют калужскими помещиками).

За годы службы в Малороссии Радищев был принят как равный в среду высшей украинской аристократии, а следовательно, имел значительный авторитет в Петербурге, знал многих, и многие знали его. После кончины Афанасия Прокофьевича в 1746 г. все его большое по тем временам состояние унаследовал единственный сын Николай Афанасьевич Радищев (1726 или 1728 — ок. 1805). Он почти всю жизнь провел в деревне, лишь в 1746–1751 гг. служил в Преображенском полку, начал солдатом, дослужился до поручика, но предпочел выйти в отставку.