— А Василя помнишь? Василь Даскала.

— Да как же его не помнить.

— И он тебя помнит. Помнит, как фельдмаршал вручал тебе орден. Как хвалил тебя перед всеми, говорил, что годы не мешают храбрым, главное, чтобы в груди билось молодое сердце… Так было?

— Подожди… подожди… А ты… Василь, ты ли это?

Встретились старые товарищи. Атанас Арнаут засыпал гостя вопросами. Узнал, что Василь живет в Бухаресте, как и многие другие волонтеры ополчения: капитан Буюкли, Батька Рус, Иван Чолака и другие.

— Рассказывай, браток, рассказывай! Что будет? В городе полно солдат. Еще прошедшей зимой султан разослал по санджакам[13] фирман о войне с Россией. Скажи, придут ли к нам русские?

Глаза всех присутствующих уставились на Василя из Бухареста. Лица их были напряжены, как будто они ожидали, что из уст гостя изойдут не слова, а пороховой взрыв.

Василь понял, что пора открыться:

— Придут, братья! Россия придет к нам. Поэтому мы и здесь с Бойчо — посоветоваться, что делать. Пусть все соберутся, заодно и помолвку справим.

Но помолвки не случилось, родственники невесты не прибыли. С верхней части квартала долетел шум, гвалт. Выстрелы и вопли нарушили спокойствие весенней ночи. Мужчины вскочили и бросились наружу. Недалеко от них разгорался пожар. Все бросились туда.

Горел дом Йовчо-лавочника. Весь христианский квартал сбежался, чтобы затушить пожар. Рядом обезумевшие женщины рвали на себе волосы и рыдали. Трудно тушить старое деревянное здание, да к тому же воду приходилось носить ведрами издалека. Дом полностью сгорел.

Родные Йовчо рассказывали, что, когда повели невесту, у самых ворот налетели конные. Схватили Деспину, набросились на ее отца и увезли обоих. Как загорелся дом, кто его поджог — в суматохе не заметили. Сестры Йовчо, тетки Деспины, плакали и визгливо причитали, проклинали похитителей, а также сватов за то, что настояли провести помолвку в доме жениха, а не невесты. Где это видано, чтобы помолвка проходила в доме жениха… Они протестовали, но Йовчо настоял на своем, и они отступили. И года не прошло, как умерла его жена. Николай, брат невесты, бледный от отчаяния, слушал плач женщин и клял себя за то, что ушел раньше.

Никто не сомневался, какова будет участь похищенных. Не первый раз такое случалось. Продавали ли их, или они исчезали в гаремах местных беев — только никто из них не вернулся. А от обещаний каймакама, что, мол, примет меры, найдет и накажет злодеев, ничего не выходило.

Дом сгорел. На тлеющие его останки пала темная ночь. Страх заставил притаиться жителей христианского квартала.

Мужчины с потемневшими от горя и бессильного гнева лицами снова собрались у Кормщика.

— Такие дела, братья, — взял слово Василь. — Это и есть неволя. Убивают, жгут, похищают, надругаются — а мы молчим, немые и бессильные. Но сейчас уже виднеется конец порабощению. Двинулись русские, и никто не сможет их остановить. Но есть такая поговорка: «Бог то бог, да и сам не будь плох». Греки бьются за свободу уже семь лет. А как же мы, братья? Даром никто свободу не даст.

— А то не знаешь! — разговорился Атанас Арнаут. — Как тронется русский воин против агарянина, то и я пойду с ним. В двух войнах я участвовал, теперь и сыновей пошлю воевать. Даром свободу не получишь, только бы дожить до нее хотелось бы.

— Да все поступят как ты, — вмешался Бойчо. — Развел тут турусы на колесах. Праздная болтовня.

— Болгарский народ — это одно, а чорбаджии и прочие мироеды, которые позорят имя болгарина — это другое. Их я причисляю к нашим врагам, — сказал Василь. — Но их немного. А когда придут русские, то народ поднимется.

И он рассказал, как болгары во многих городах и селах готовятся к восстанию. В Сливенских горах молодежь училась стрелять, старики лили пули, женщины сушили сухари.

— В Сливии всякое болгарское сердце ждет русских братьев. Как и в других местах: во Враце, в Елене, в Тырново, в Котеле… Я сам котельский и скажу вам точно, что народ там волнуется и ждет. То же и в Айтосе, и в Карнобате, и в Малом Тырново, и везде. Как только русская нога ступит на болгарскую землю, народ восстанет.

— А наше… наше старое ополчение?

— И оно собирается. Наши братья, которые рассеялись по землям Валахии и Бесарабии, сейчас стекаются в Кишинев и Бендеры, чтобы услышать волю русского царя.

— Когда-то отец Софроний и Атанас Некович подавали прошение императору по вопросу свободы Болгарии, — произнес задумчиво Кормщик. — А сейчас найдутся ли такие?

— Есть такие, — уверил его Василь. — Александр Некович, племянник Атанаса Нековича, подаст прошение, подписанное многими видными людьми в Болгарии и эмигрантами в Бухаресте, как только узнаем, где будет располагаться главная штаб-квартира… А вы, братья? Как вы будете встречать русских?

Мужчины в комнате замолчали. На этот вопрос каждый давно уже искал ответ. Сейчас уже не было никакого сомнения, что предстоят судьбоносные события, что жизнь каждого совершит крутой поворот, и путь, по которому пойдет она, будет новым, трудным, тернистым, но идти по нему они были уже готовы.

Бойчо Богданов знал, что поведет свою дружину в помощь русским войскам. Николай, брат похищенной Деспины, и его друг Тодор молча раздумывали, как утром будут собирать дружину из варненских юношей, и каждый из мужчин составлял собственные планы так, как им подсказывало сердце.

3

Уже заполночь Никола и Рада возвращались домой. Путь их проходил мимо руин дома Йовчо, от которых все еще поднимались тонкие ленивые струйки дыма. Возле пепелища выла хозяйская собака, как по покойнику. Ей вторили тревожные крики чаек.

Никола прижал Раду к груди, чувствуя, как стучит ее испуганное сердце. Прижавшись к нему на жестком ложе, она сдерживала дрожь, не желая выказывать свой страх. Никола должен был отдохнуть, так как утром он собирался в дорогу. В комнате было совсем темно. Ветер шевелил ветви миндаля, и те стучали в окно, как будто кто-то постукивал по стеклу пальцами. Рада слышала, что в ночь перед Пасхой по дорогам бродят русалии. Эти коварные существа, злобные и мстительные, завлекают припозднившихся путников и губят их. Или плачут, как брошенные младенцы, привлекая молодых матерей, а то и лают как собаки, выманивая наружу хозяев. Или стучат в ворота, как нищие, просящие подаяния. Не дай бог столкнуться с таким…

Раде показалось, что кто-то крадется под окнами. Прислушалась. Залаяла собака. Она шепотом спросила Николу, запер ли он дверь.

— Запер, — уверил он ее. — Спи