– А ты оставь, оставь, глядишь, и твоим харчем побалуемся, дружище. А пока вот… Чем богаты, прошу к столу!

Часа через полтора, выпив и закусив, Каверин завел ставший уже привычным и обязательным нудный разговор о преимуществах.

– Вот скажи, – тряс он перед Лешкиным носом куском копченой корейки, – что за радость такая за чужими юбками наблюдать, а?

– Радости нет. Деньги есть.

Алексей сонно моргал, его всегда со спиртного в сон клонило, потому и не особо жаловал он выпивку. Вот до женщин он был азартен. Если уходил в разнос, то недели за полторы мог практически одновременно крутить роман с тремя женщинами. Но после того как у него появилась Любочка, он о подобном и не помышлял. Только бы вот муж ее теперь картины не подпортил. Приспичило ему, понимаешь, в любовь и верность поиграть.

– Деньги, деньги, одни деньги у тебя на уме! – Каверин в сердцах швырнул на стол надкусанный кусок. – А азарт! Где азарт-то, Леша?!

– Растерял я его за долгие годы службы, дружище. Просто растерял. Хочу жить удобно, сыто, ну и по возможности счастливо.

– И живешь?

– Что?

– Именно так и живешь? Удобно, сыто, счастливо?

– По возможности, – ответил Алексей уклончиво.

Не признаваться же было Тольке, что иногда нет-нет, да глодала тоска по прежним собачьим будням. Когда без премии пахали, без выходных, без жрачки путевой. Когда суррогат вместо кофе, и тому рад. И когда два кусочка сахара на весь отдел. И слипшиеся пирожки из забывшего закрыться вовремя привокзального буфета. Всяко бывало. И надоедало порой так, что биться головой о стену хотелось и послать всех к чертовой матери. Но все равно что-то в этом во всем было. Азарт, наверное. Прав Толян, сто раз прав. Азарт, желание доказать самому себе, что ты найдешь и сделаешь мразь, опустошившую чью-то квартиру или отнявшую чью-то жизнь, вот что ими всеми двигало в их работе. Вот чего сейчас временами остро не хватало.

Да, деньги были, азарта не было.

Они снова выпивали, закусывали. На удивление дружище высоко заценил салатную заправку и даже компоненты почти все угадал правильно. Алексей чуть не прослезился. Полез обниматься, свалил бутылку, залил коньяком тот самый салат, который так нахваливал Каверин. Расстроился. Но друг тут же нашелся, схватив большую ложку и начав хлебать салат вместе с коньяком.

– О, красота какая! – бубнил он с набитым ртом. – О, красотища! И пьешь сразу, и закусываешь, не надо распыляться… Не надо распыляться, Леха!!! Вот это да! Вот это коньячный салатик! Это здорово…

Салатик-то друга и сгубил. Минут через десять тот уронил голову на стол и сонно засопел, время от времени что-то выкрикивая. Это он все еще пытался перетянуть Алексея на свою сторону, пытался заставить того признать, что в его буднях радости больше, чем в Лехиных.

– Циновка у него в коридоре, понимаешь, – бубнил он, когда Алексей тащил его в комнату на диван. – А у меня палас простой, и что? Это же не делает меня проще и хуже? Нет?

– Нет, нет, иди ровнее, – вздыхал Алексей, ругая на чем свет стоит Любочкиного мужа.

Все сейчас у него было бы иначе, все, не задумай тот отменить поездку. Вместо того чтобы сейчас ласкать упругое молодое тело смуглой брюнеточки, он тащит безвольное грузное тело своего старого друга на тот самый диван, с которого у них с Любочкой все и начиналось. А еще предстоял какой-то разговор, которым не успел его снабдить охмелевший Каверин. Но состояться тот должен, он пригрозил ему даже сквозь сон, запретив смываться.

– Я немного отдышусь, и тогда поговорим, – пообещал Каверин и тут же захрапел.

Пока он сотрясал стены зайцевской квартиры диким храпом, стонами и причмокиванием, Алексей убрал со стола, вымыл посуду и с конспиративного номера позвонил Любочке. Номер этот в ее мобильном не определялся, так что звонить можно было без опасений.

Трубку взял ее муж.

– Алло? – рявкнул тот в трубку.

– Алло. Леху позови! – нарочито сильно заплетаясь языком, попросил Зайцев. – Леха, ты, что ли?

– Нет, это не Леха, – вкрадчиво и поразительно спокойно ответил Любочкин муж. – Это Юрий. Это муж той козы, которую ты трахаешь! Еще раз позвонишь или, не дай бог, дотронешься до нее, я сожгу тебя вместе со всем твоим занюханным агентством. Следопыт, мать твою!

Где-то на заднем фоне плакала Любочка. Либо он ее выследил, либо выбил из нее признание. Третьего быть не могло.

– Тронешь ее… – уже без пьяного притворства просипел Зайцев, почувствовав вдруг в районе сердца странную болезненную пустоту, – я тебя так спрячу… Без права переписки, сука…

– Не дрейфь, солдат, – заржал вдруг Юрий. – Такое шикарное тело бить грех! Ему другое назначение, так ведь?..

И он бросил трубку, а Зайцев свою размазал о стенку. Тут же полез обратно в холодильник, достал коньячный салат, не доеденный Толиком. Вылизал всю тарелку и через десять минут храпел на полу неподалеку от Толика, швырнув себе под голову подушку.

Проснулись они одновременно. Сначала, как по команде, заворочались. Потом уселись каждый на своем месте. Глянули друг на друга с пониманием, ухмыльнулись.

– Как здоровье? – первым спросил Зайцев, ему-то было паршиво. Он редко когда так напивался. – Сколько времени?

– О, сколько сразу вопросов, – поморщился Толик, видимо, тоже состояние оставляло желать лучшего. – Здоровье так себе, честно, без прикрас. А времени… То ли вечер, то ли утро, черт его знает! Темно, одним словом. А на часах семь!

Через десять минут выяснилось, что вечер того же дня. И спали друзья всего-то пару часов. Долго умывались, плескаясь под ледяной водой. Зайцев даже зубы почистил, так противно было от самого себя. Чего нажрался, спрашивается? Ну запеленговал Любочку муж, что теперь, жизнь, что ли, кончилась? Такого исхода можно было ожидать, если учесть, что ее Юрий вдруг неожиданно взялся за ум.

Толика нашел на кухне. Тот варил кофе и наскоро лепил бутерброды из всего, что еще оставалось нарезанным на тарелках.

– Я всегда с похмелья так жрать хочу, – жаловался он другу с набитым ртом. – Ну ты должен помнить…

– Помню, – вздохнул Зайцев, сам-то он пару дней с похмелья есть не мог, тошнило даже от воды. – Ты это, Толик, о чем-то хотел со мной поговорить.

– Да? – Тот удивленно замер посреди кухни с перекинутым через плечо полотенцем и с ножом в руке, наморщил лоб. – В самом деле?

– Да, говорил, что тебе совет мой нужен. Или что-то в этом роде.

– Надо же… – мотнул друг головой, быстро схватил с огня турку с вздувшейся кофейной шапкой, разлил по чашечкам. – А о чем конкретно, не намекал?

– Да… – Леша наморщил лоб по примеру приятеля. – Что-то про странный повтор какой-то. Я честно ничего не понял из твоего лепета.

Толик кивнул, поставил перед другом чашку с кофе. Приказал пить и закусывать лимончиком, будто должно было помочь болезному. Сам к кофе не притронулся до тех пор, пока не смолотил дюжину бутербродов. Потом выпил уже остывший, почесал макушку.