Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До хутора долетаю быстро, скорость не сбавляю и сбавлять не планирую.
Любому очевидно, что подставили. Специально. По носу щелкнули, как пацана, и на место указали. Почему бы не поржать над тупостью столичного наследника? Возможно, я и сам бы поступил так же, но сегодня я по другую сторону баррикад.
А значит, возвращаться надо так, чтобы запомнили надолго.
Грязный, словно вырытый из земли внедорожник влетает на нашу улицу и с ревом шин резко тормозит у усадьбы, поднимая на небольшой площади пыль и нарушая спокойствие южного сельского вечера. Музыка орет из окон, заглушая местную развлекательную программу. В пятницу здесь всегда топят бани, на площади жарят шашлык, кучкуются, обсуждают тяжелую неделю, сплетничают.
Кафешек и баров на хуторе нет — за этим ездят в станицу или город. Тут все свои.
Я выключаю музыку не сразу. Выхожу на улицу, достаю из багажника мешок с рыбой. И тяжелой походкой иду к зоне барбекю. Целенаправленно.
Ага, все наши сидят. Собутыльники херовы.
Вижу, в котелке что-то варится.
При моем появлении музыку выключают, разговоры прекращаются. Смотрит народ враждебно, но мне уже пофигу.
Злость внутри вновь щупальца выпустила, они лелеют мое эго, детские обиды и просто дрянной характер. Да, я могу попытаться войти в положение и понять многое, но не попытки выставить меня идиотом.
— Уху варите? — бросаю им в лицо вопрос-утверждение.
— Да, вот уже скоро будет готово... — с улыбкой отвечает повар.
— Вы в баню сходите, Данил Андреевич, — по-отечески советует управляющий. Он ровесник и бывший друг моего отца. — И подходите, накормим, напоим. Расскажете про приключения. Вы, кажется, заблудились. Мы вас искали-искали, не нашли. Но это ничего, десять лет прошло, откуда вам помнить. Идите, идите в баньку, — умиляется он мне, как неразумному малышу.
Я беру тряпку, наматываю на ладонь. Подхожу к чану и не раздумывая переворачиваю его! Суп выплескивается на плиту, стол, пол... Народ отпрыгивает, боясь обжечься. Возмущенно вопит, кроет матом.
— Щуку фаршированную приготовь, — рявкаю я, швырнув на стол мешок с рыбой. И смотрю на повара: — Сейчас.
Часы в башке отсчитывают мгновения. Одно. Второе. Третье... Я не двигаюсь, смотрю в глаза. Дернется, откажет, выкажет сомнение — придется увольнять и выгонять. Заступятся за него — драка будет.
Напрягаюсь всем телом, ожидая почувствовать удары со спины, сбоку... Все вокруг чужие. Молчание режет драматическую паузу на лоскуты. Аж физически больно.
— Конечно, Данил Андреевич, будет сделано. — Повар стреляет глазами в пол.
Я выдыхаю. И нет, я не забыл добавить «пожалуйста». И он это понял.
— Зачем же вы так с ухой... — всплескивает руками наш агроинженер, который тоже должен был быть на рыбалке. По ходу, он и был. Только в другом, менее диком месте.
— А где Поляков? — хмурюсь я.
Поднимаю глаза и вижу знакомую фигуру, которая выруливает из переулка, резко поворачивается вокруг своей оси и заруливает обратно. Смотрю на агроинженера. Умный мужик, на нем вся наша техника. Пришел уже после моего отъезда, но работает по совести и исправно. Что же делать?
— Много не пейте, — говорю я. — Завтра в восемь ко мне зайдете.
Тот кивает. Всё еще под впечатлением от моего появления и щук, которых повар одну за другой достает из мешка.
— Одну готовить или... — начинает повар.
— На всех, — перебиваю я. Ищу глазами управляющего: — Баня топится, говоришь?
— Должна быть готова. Сейчас пошлю кого-нибудь проверить, Данил Андреевич.
Я очерчиваю всех глазами, проверяя, может, кому есть что добавить. Отчитывать смысла нет — вокруг взрослые люди, все всё понимают. Киваю своим мыслям и иду в усадьбу.
Срочно помыться и отпариться! От усталости, перенапряжения, да и, чего греха таить, страха пальцы подрагивают. Пот катится между лопаток.
Надеюсь, никто не замечает.
Позади слышны редкие хлопки и перешептывания: «Кулак», «Кулацкий сын», «Заткнись ты», «Прекрати хлопать!», «Он другой, не тянет на Кулака», «Тихо!».
Прищуриваюсь. С отцом меня сравнивать не надо. Новая вспышка ярости такая сильная, что погасить не выходит. Поэтому я спешу скорее в дом.
Злата стоит на втором этаже в белом полупрозрачном платье, которое ей невыносимо идет. Душистая, ухоженная до кончиков пальцев.
— О боже мой, Данил! — Она испуганно хватается за лицо. — Что случилось?! А что с глазами?
— Сейчас помоюсь, расскажу. — отвечаю, поднимаясь по лестнице в спальню. — Долгий был день.
А когда я после душа, взяв свежую одежду и полотенце, иду к выходу, Злата подходит и нежно обнимает за плечо. Опасливо заглядывает в глаза. А у меня в душé... вместо привычного равнодушия, граничащего с ниоткуда взявшимся отвращением, которое она ничем не заслужила, вместо выжженного пепелища вдруг откуда ни возьмись — теплота.
Вернее, отголоски вспыхнувшего еще днем на озере сильного желания. Острого, едва ли контролируемого. Желания брать сильно, чувствовать нежную влажность и слышать девичьи сладкие стоны. Громкие, частые, чтобы до хрипоты, до самого пика...
Желания быть живым.
Злата красивая и неожиданно(?) кажется ласковой. Какой я раньше ее видел. До аварии. Почти такой же.
— После бани вернешься в спальню? — шепчет она. — Я невыносимо сильно по тебе соскучилась.
Марина
Варвара сидит на крыльце. Я замечаю ее сразу, едва захожу в ограду. А еще понимаю, что она расстроена. Может быть, даже плачет. Одного мимолетного взгляда на сестру, ее позу, хватает, чтобы понять: опять довели.
Сердце сжимается, а следом и пальцы в кулаки. Гады, ненавижу.
— Ты чего здесь? — спрашиваю я, погладив собаку и подходя ближе.
Плюхаюсь рядом. Варя откидывается на руки, смотрит на темное небо, словно звёзды считает. Пожимает плечами.
— Не хочу домой идти. Тут хорошо, тихо. Яшка на страже. А малыш спит. — Она ведет рукой по животу. — Мне кажется, ему нравится на воздухе.
Я бросаю взгляд на будку, в которой дрыхнет наш пес, и уточняю, чуть понизив голос:
— Ментовский дома?
У нашего отчима фамилия Хоментовский. Учитывая профессию, ясное дело, все вокруг его кличут иначе. Даже иногда в документах ошибаются, это такая потеха! Сам он, правда, со мной не согласится. Психует, если услышит. Но разве его реакция хоть раз кого-то останавливала?
— Дома, ужинает.
— Ясно.
Пару минут мы просто сидим молча. Я чувствую, что сестра не хочет разговаривать, но и бросать её одну здесь не стану. Яшка... он хороший, но старый. Едва ли сможет защитить нас даже от мухи.