Но проблемы инвестирования не только в нас. Мироздание может подложить свинью всем и сразу. Мы не имеем в виду такие регулярные события, как крах биржевых котировок, гиперинфляция, дефолт и т. д. Все это можно более-менее предусмотреть, защититься и пережить. Но это мелкие поросята по сравнению с тем хряком, который еще не хрюкнул. Самое страшное обычно то, что еще не случалось, — из чего не следует, что оно не случится.

Если бы мы хотели выпендриться, мы бы сказали, что само решение инвестировать, помимо прочего, немного напоминает продажу опционов по дальним страйкам будущей истории человечества, причем как по верхним, так и по нижним. А продажа опционов только с виду занятие безобидное. Если достаточно долго подождать, это гарантированный маржин-колл по счету. Утешает только то, что размерность человеческой жизни невелика — пока мы живы, до этих страйков скорее не дойдет, чем дойдет. Раньше за одну жизнь обычно не доходило. Первым делом возникают картины того, что будет Слишком Плохо из серии «глобальные риски цивилизации». Это один конец распределения сценариев по шкале «хорошо — плохо». Но наши риски находятся с обоих концов, включая тот, где все замечательно. Если будет Слишком Хорошо, решение инвестировать окажется столь же неправильным. Об этом говорится и думается сильно меньше, давайте восполним пробел.

Лучше даже сказать не «обесценят», а «обессмыслят». Со сценарием краха более-менее понятно. К лету 1917 года фондовый рынок России очень сильно подешевел. Все бывалые инвесторы знают, что делать в таких случаях — покупать. Как говорится, покупай на страхе, продавай на эйфории. Обычно при таком поведении зарабатывают, но иногда это делают летом 1917 года в России. К концу года в стране не было ни фондового рынка, ни капитализма. Хотя что считать фондовым рынком? После прихода к власти большевиков владельцы акций уже несуществующих акционерных обществ продолжали их держать и даже торговать между собой по каким-то курсам. Мало ли, вдруг рынок отскочит. Акции ЮКОСа тоже ведь продолжали торговаться в 2004 году.

А теперь представим что-то подобное еще раз. Ни кризис 1998 года, ни кризис 2008 года — не конец. С точки зрения истории рынка это лишь тряски на ухабах большой дороги, но иногда заканчивается сама дорога, и вот это уже конец.

Как вариант, можно также вообразить глобальную коррекцию к глобальному тренду. Мы не сторонники волнового анализа в духе Пректера и прочей занимательной футурологии. Но понятно, что такое глобальный тренд. Даже если циклов и нет, всегда остается возможность интерпретировать нечто как такой цикл. И вот, представьте: столетний цикл. Нет, лучше даже тысячелетний. И наступает фаза коррекции. Если кому-то понятнее на картинке, чем на абстракции, вообразите наступление Темных веков после Античности. Но только здесь и сейчас. Триггером катастрофы может быть что угодно, важен масштаб. А мы вложились в мировую экономику накануне.

Нет способа выбрать страну или актив, чтобы не коснулось: Темные века постучатся в дверь любого полиса. Тем более смешна возможность заработать. «А ну-ка, сыграю я на понижение». Когда все упадет на 90 %, вы ощутите себя самым умным. Когда все упадет на 95 %, но биржу закроют, вы начнете в этом сомневаться. Как умный человек, вы зашортите с плечом на опционах и фьючерсах и возьмете сотни процентов прибыли, но после вариационной маржи на счет к вам придут пьяные погромщики на дом. Если вы решите укрыться в драгметаллах, пьяные погромщики придут и за ними. Так даже понятнее при обыске, чем пытать врага народа в поисках непонятной, но явно украденной у народа «вариационной маржи». И нет такого инструмента, чтобы взять в лонг событие «пьяный погромщик», разве что самому напиться и пойти все громить.

В локальном кризисе бывают свои герои. В главном кризисе прибыль не получит никто: чревато ставить на крах тех институтов, которые должны вам оплатить этот прогноз. Все равно что заключить пари с букмекером, что тот завтра обанкротится. Он обанкротился. Вы выиграли. А зачем?

Как вариант, можно без большого кризиса, если понимать под ним что-то закономерное. Вообразите случайность, очень большую и очень плохую. Астероид. Вулкан. Если вам так приятнее, что-нибудь техногенное. Возникает мир, где ценится еда, патроны, верные товарищи, умение убивать. Были бы ясновидцем — прокутили бы свой портфель.

Но если все будет сильно хорошо, инвестор тоже пожалеет о решении инвестировать. Точнее сказать, если все будет сильно по-другому. Ха Га Большой Коготь, подавляя голод, вложил кусок мамонта в подходящий ледник, а потом за ним прилетела машина времени и унесла в мир колы, чипсов и других дешевых калорий. Какие чувства испытает великий охотник, кроме того, что влюбится в пиццу? «Зачем я голодал! Надо было жрать мамонта!» Если завтра сингулярность, то же самое испытаем и мы: надо было жрать. Под словом «жрать» понимается что угодно, лишь бы не инвестировать: гулять, путешествовать, ублажать себя, помогать другим, бросить работу, найти призвание. Заначка каменного века все равно пригодится одним археологам, поэтому живем без заначек.

У слова «сингулярность» несколько смыслов, не будем углубляться. Если интересно (а это интересно), все рассказано в интернете. Самый общий смысл: прогресс идет по гиперболе, и в некий, уже довольно близкий, момент времени гипербола устремляется в бесконечность. Вряд ли мы увидим эту воплощенную «бесконечность», но мы увидим какую-то принципиально иную реальность. Большинство разделяющих концепцию сингулярности полагает, что нам понравится то, что мы увидим. Или тому, что будет в ней действовать вместо нас (возможно, мы сами изменимся так, что не узнаем себя в акторах будущего). Нам важно, что это перевернет мир нынешнего инвестора, как дешевые и доступные калории — мир Большого Когтя.

Добавлю также, что я скорее не верю в такую сингулярность, чем верю, но концепция столь важна, что надо упомянуть. К тому же я могу ошибаться. Я не специалист по этим вопросам. В мире вообще нет ни одного специалиста по тому, чего никогда не было и, возможно, не будет.

Для нас, повторимся, важно вот что: если вы обоснуете такой сценарий как вероятный и скорый, вы обоснуете бессмысленность инвестиций. Хотя… Все равно же не будет стопроцентной гарантии, и если случай не наступит — будет обидно. Тогда у вас останется капитал, как страховка и утешение. А если наступит, черт с ним, с капиталом, будет не до того, чтобы оплакивать несыгравшую ставку. То есть инвестирование может рассматриваться как страховка от отмены сингулярности (сильно сказано) или, мягче и понятнее, от замедления прогресса.