Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опытный контрразведчик и тонкий психолог Рязанцев разглядел эти качества победителя в старшем лейтенанте Петре Прядко и окончательно утвердился в том, что перед ним — настоящая оперативная находка и прирожденный разведчик. В мирное время хваткий и пробивной интендант, он не потерялся и не сгорел бесследно в безжалостной топке войны. Петр проявил себя прирожденным командиром, за которым подчиненные готовы были идти в огонь и в воду. Война, этот безжалостный экзаменатор, отмеряла каждому его цену, она сметала шелуху повседневности и обнажала внутренний стержень — характер.
«Чего-чего, а характера, тебе не занимать, на двоих хватит. Не зря поговорили по душам. Не ошибся я в тебе — ты настоящий разведчик, но об этом позже», — решил Рязанцев, с теплотой посмотрел на захмелевшего Петра и спросил:
— Может, еще чайку?
— Спасибо, напился, — отказался Петр.
— А сало?
— Не, уже не лезет.
— Тогда отдыхать, а завтра на свежую голову поговорим о деле, — не стал настаивать Рязанцев, снял трубку телефона — ответил дежурный, и распорядился:
— Володя, значить так: определи, где квартировать Петру, на довольствие поставь во взводе охраны, а главное — организуй баньку, чтобы он смыл все «грехи» — те, что есть, и те, каких не было, — с добродушной улыбкой на лице закончил разговор Рязанцев.
— Есть, Павел Андреевич, сделаем все в лучшем виде! — заверил дежурный.
Из кабинета Петр вышел, не чувствуя под собой ног. Его переполняли радость и опьяняющее чувство свободы. Чудовищное обвинение в предательстве отпало. Он спускался по лестнице и не слышал телефона, надрывавшегося в дежурке, не замечал двух затравленных красноармейцев с кровоподтеками на лицах, очередной пары вражеских агентов — диверсантов, захваченных розыскной группой особистов.
«Мне поверили! Я чист!» — повторял про себя Петр. Выйдя во двор, он вдохнул полной грудью бодрящего морозного воздуха, и голова пошла кругом. В эти счастливые мгновения ему казалось, что он заново родился.
— Так как — сначала порубать или в баню, товарищ старший лейтенант? — вернул его к действительности голос дежурного.
— А-а-а? Что? — Петр не сразу понял, о чем идет речь.
— Я говорю: порубать или в баню?
— В баню! В баню!
— Хозяин — барин, — не стал настаивать дежурный и, повернувшись к гаражу, позвал: — Старшина?! Пилипчук?!
В ответ из распахнутых ворот надсадно фыркнул двигатель и снова заглох.
— Пилипчук?! Ну, где ты там?
— Че надо? — наконец отозвался тот, и из гаража появилась коренастая фигура. Хитрющая физиономия старшины говорила о том, что ее хозяин способен не только организовать баню, но и при желании найти в раю даже черта.
— Семеныч, сколько можно ждать? — ворчливо заметил дежурный.
— Та шо, мэни разирватыся?! Машину на колеса поставь! Караул с арэстантамы собери! Сэйф Бондарю достань? Шо, окроме мэни никого бильше нэма?
— Перестань, не бухти! Вот видишь товарища?
— Бачу. И шо? — буркнул Пилипчук и стрельнул в Петра оценивающим взглядом.
— Так вот, Семеныч, тебе особое поручение от начальника: позаботься о нем как о родном сыне. Для начала — банька, потом — напоить, накормить и к хорошенькой вдовушке под бок положить.
— Може, ще свэчку подэржаты?
— Свечку? — хохотнул дежурный и язвительно заметил: — Еще чего, запусти козла в огород, так без капусты останешься.
— Сам ты такый, — огрызнулся Пилипчук и, не став вступать в перепалку, спросил у Прядко: — Рушнык, мыло, чиста нижняя одежка еэ?
— Нет, только воз грязи, — Петр шуткой попытался смягчить разговор.
Она не тронула сурового старшину. Насупившись, он буркнул:
— И дэ я цэ визьму? Я шо, фокусник?
— Семеныч, кончай волынить! Ты старшина или кто? Тебе, че, непонятна задача начальника: старший лейтенант должен сверкать как новая копейка! — надоело сквалыжничать дежурному, и он повысил голос: — Кончай разговорчики и выполняй приказ!
— Развэлось начальникив, сховаться никуды, — огрызнулся Пилипчук и, кивнув Петру, позвал: — Пишлы!
Утопая по колено в грязи, по разбитой грузовиками и артиллерийскими тягачами дороге они добрались до края села и вошли во двор. В нем еще теплилась хрупкая и недолговечная на войне мирная жизнь. В хлеву тяжело ворочался скот, а за тонкой дощатой перегородкой сарая кудахтали невесть как уцелевшие куры. Небольшая, сложенная из самана, хатка с веселыми синими ставенками выглядела беззащитно и одиноко на фоне мрачных развалин.
Пилипчук, отряхнув с сапог комья грязи, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил, он осмотрелся и, не заметив живой души, позвал:
— Зинаида, дэ ты?
— А хтось туточки? — откликнулись из хлева.
— Цэ я, Пылыпчук. Принимай на постой.
— Так куды ж мэни его? У мэни миста бильшэ нэма!
— И че, мы такичкэ будемо размовлятым? Выходь! — потребовал Пилипчук.
Из хлева показалась закутанная в платок по самые глаза бабенка неопределенных лет. Причитая на ходу, она засеменила к ним. Весь ее разнесчастный вид, кроме жалости, ничего другого не вызывал. Пилипчук смягчил тон и утешил:
— Та нэ вбывайся ж так, Зинаида, вин тильки на пару ночей. Харч будэ наш.
— И куды ж мэни его ложить? — все сокрушалась та.
— Замисто Васыля, его нэ будэ.
— Ладно, заходьтэ, — пригласила Зинаида.
— Та ни, я пишов, у мэни дил по самэ горло, — отказался Пилипчук и напомнил: — Баньку, Пэтро, сам истопышь, вона в сусиднем огороде. Зинаида усэ знае, а чисту одежку я з хлопцем пришлю. Ну, бывай.
— Спасибо, — поблагодарил Петр и вслед за хозяйкой прошел в горницу.
Простенько убранная, она отличалась чистотой и порядком. Зинаида распахнула штору, закрывавшую проход в соседнюю комнату, и пригласила:
— Проходьтэ, оцэ будэ ваше мисто. Звиняйте, бильше ничего нэма. В другой вже живуть два вашых хлопця.
— Все нормально! А как с банькой? — поинтересовался Петр.
— Вона тутэчки, недолэчэ, пишлы, — позвала за собой Зинаида и вышла во двор.
Петр последовал за ней. Баня располагалась на соседнем участке и оказалась единственным строением, которое уцелело после бомбежки. Сложена она была добротно и внутри имела вполне приличный вид. Кадушка с водой, парочка измочаленных дубовых веников, висевших под потолком, десяток поленьев, лежавших у печки, и тепло, исходившее из парилки, говорили о том, что баня не простаивала.
— А как с мылом и полотенцем? — спросил Петр.
— Вертайся в хату, там визмэшь, — ответила Зинаида.
— Потом, а пока я растоплю печку.